Чертополох. Излом. Варвара Шихарева
и о том, как Бжестров проявил себя в этом походе.
Но жрица, услышав мой ответ, чуть качнула головой и снова спросила:
– Ты была рада увидеть его?
Я на миг опустила глаза.
– Да, Матушка. Я рада, что он жив и здоров.
На это раз Матерь Вериника позволила себе чуть-чуть нахмуриться.
– Ставгар не только хороший воин. Он ещё молод, благороден, хорош собою и любит тебя. Приехав сюда, он добивался минутного свидания десять дней – согласись, такое упорство чего-то да стоит…
Сказав это, Старшая замолчала, наградив меня многозначительным взглядом, но я промолчала, ничего не ответив на это замечание, и жрица продолжила:
– Я стара, но вижу многое – Бжестров готов отдать жизнь и душу за твою благосклонность. Неужели тебя это совершенно не трогает?
Я помимо воли сжала кулаки – служительницы из Дельконы были добры ко мне и стали настоящей опорой, но я хорошо помнила, как они в своё время восприняли Ирко. Теперь же Матерь Вериника напрямую расспрашивала меня о чувствах к Бжестрову, но я не хотела делать её поверенной в своих сердечных делах. Я и сама не знала, что испытываю к Ставгару: тот его единственный поцелуй ещё долго волновал мне кровь, но в то же время меня почти что страшила его страсть – слишком сильная, слишком жаркая, она почти не оставляла выбора, а мне не нравилось чувствовать себя загнанной в угол… А ещё тревожила мысль, что такой расспрос ведётся неспроста и Матерь Вериника может использовать влюблённость Ставгара для непонятных мне целей, но меньше всего мне хотелось, чтобы он оказался игрушкой в чужих руках… Придя к такому выводу, я выпрямилась в кресле и, вскинув голову, посмотрела в глаза жрицы.
– Я думаю, что Ставгар необходим Крейгу и считаю его благородным и честным человеком, но его любовь меня страшит, и я надеюсь, что со временем он всё же охладеет ко мне и будет искать себе пару среди равных.
Старшая покачала головой:
– Ты ошибаешься, дитя моё, – ты равна ему во всём. Ирташи не менее родовиты, чем Бжестровы…
– Неужто мне надо напоминать вам, Матушка, что имя Ирташей опозорено! – произнесла я с неожиданной даже для себя горечью и, поняв, что перешла на почти что непозволительный тон, закусила губу, но Матерь Вериника не стала упрекать меня за дерзость. Погрузившись в молчание, она о чём-то раздумывала на протяжении нескольких минут, а потом тихо сказала:
– В этом храме всегда будут чтить память Мартиара, что бы ни произошло. А теперь ступай… Я ведь, кажется, оторвала тебя от дневных обязанностей…
– Я всё наверстаю, Матушка. – Встав из кресла, я склонилась перед Старшей и поспешила покинуть её комнату. С плеч точно гора свалилась – мне казалось, что своим ответом я спасла и себя, и Ставгара от какой-то хитроумной игры.
После этого разговора моя жизнь в Дельконе вернулась в привычную колею, но спокойные дни продолжались совсем недолго: в один из вечеров, выйдя во внешний двор, я увидела возле гостевого дома необычное оживление – слуги какого-то