Башня из пепла. Джордж Мартин
на этот счет есть несколько предположений.
Прежде всего сомневаюсь, что она построена людьми. Башня явно старше Порт-Джеймисона, и мне часто кажется, что ее построили до начала космической эры. Черно-серые кирпичики (удивительно маленькие – каждый в четверть обыкновенного) очень стары, имеют неровную поверхность и крошатся под моими ногами. Везде лежит песок, и я хорошо знаю, откуда он, поскольку не раз вынимал расшатавшиеся кирпичи из парапета на крыше башни и лениво давил их в руке, превращая в мелкий темный порошок. Когда дует ветер с востока, над башней поднимается столб пепельной пыли.
Внутри эти черно-серые кирпичи в лучшем состоянии, поскольку ветер и дождь обрабатывают только поверхность, но, несмотря на это, башню кривой не назовешь. Внутри это единое помещение, лишенное окон, полное пыли и эха; свет проникает туда лишь через круглое отверстие в центре крыши. Спиральная лестница, сделанная из таких же древних кирпичей, как и все остальное, является частью стены и поднимается, как резьба на винте, пока не достигает крыши. Белка, чьи кошачьи шажки довольно мелки, легко взбегает по ступеням, но для человека они слишком узки и неудобны.
И все же я поднимаюсь по ним. Каждую ночь я возвращаюсь из холодных лесов со стрелами, черными от засохшей крови пауков сновидений, и сумкой, полной их мешочков с ядом. Отставив лук в сторону, я мою руки, а потом выхожу на крышу, чтобы провести там последние часы перед рассветом. По другую сторону узкого морского залива, на острове, горят огни Порт-Джеймисона – сверху он совсем не похож на хорошо знакомый мне город. Ночью черные квадратные здания окружает романтическое сияние: серо-оранжевые и бледно-голубые огни города заставляют думать о тайнах, тихих песнях и одиночестве, когда космические корабли взлетают и опускаются на фоне звезд, как неутомимые светлячки времен моего детства на Старой Земле.
– Там кроется множество преданий, – признался я как-то Корбеку, прежде чем научился не делать этого. – За каждым огнем находятся люди, а что ни человек, то своя судьба. Но их жизнь не соприкасается с нашей, поэтому мы никогда не узнаем ее истории. – Полагаю, что при этом я помогал себе жестами – само собой, я был пьян в стельку.
В ответ Корбек широко улыбался, отрицательно покачивая головой. Это был высокий, полный темноволосый мужчина с бородой, торчащей во все стороны, как моток колючей проволоки. Каждый месяц он прилетал из города на своем черном обшарпанном автолете, чтобы доставить мне продукты и забрать яд добытых мною пауков сновидений, и каждый месяц мы поднимались на крышу башни и напивались. Корбек был всего лишь водителем грузовика, торговцем второсортными сновидениями и бывшими в употреблении радугами, но считал себя философом и исследователем человеческой природы.
– Не обманывайся, ты ничего не теряешь, – сказал он мне тогда с лицом, покрасневшим от вина. – Рассказы о судьбах людей ничего не стоят. Настоящие рассказы обычно имеют какую-то фабулу. Они начинаются, продолжаются какое-то время и действительно заканчиваются. Только автор и пишет цикл. В жизни так не бывает: люди бесцельно блуждают, ведут пустые разговоры – и так без конца. Все идет своим чередом.
– Люди умирают, – вставил я. – По-моему, это и есть конец.
Корбек громко рыгнул.
– Конечно, но слышал ли ты, чтобы кто-то умер в нужную минуту? Нет, так не бывает. Одни уходят, так и не начав жить по-настоящему, другие – в расцвете сил, а третьи продолжают влачить жалкое существование, уже когда все кончилось.
Часто, сидя наверху с Белкой на коленях, я вспоминаю слова Корбека и то, как он их произнес – удивительно мягким голосом. Корбек не очень-то смышлен, но, думаю, в ту ночь, помимо своей воли, поведал истину. Впрочем, решительное отношение к жизни, которое он тогда высказал, является единственным противоядием против снов, которые плетут пауки. Однако я не Корбек и никогда им не буду, поэтому, хоть и понимаю эту истину, не могу жить с нею в согласии.
Когда они прилетели, я находился возле башни и стрелял по мишени. На мне были только штаны и висел колчан. Уже наступали сумерки, и я готовился к ночному походу в лес – с самых первых дней изгнания я жил от заката до рассвета, как пауки сновидений. Под ногами я чувствовал мягкую траву, двойной лук из серебристого дерева как никогда хорошо лежал в моей руке. И стрелял я в тот день тоже здорово.
Тогда я и услышал, как они подлетают. Оглянувшись через плечо в сторону пляжа, я увидел в небе быстрорастущий темно-синий автолет. Конечно, это был Джерри, я узнал это по звуку мотора – сколько себя помню, его машина всегда громко шумела.
Повернувшись к ним спиной, я вынул из колчана еще одну стрелу и, не дрогнув, впервые за этот день попал в десятку.
Джерри посадил свой автолет в зелени, растущей возле башни, лишь в нескольких футах от моего. С ним была Криста, стройная и серьезная, а заходящее солнце зажгло красные искры в ее золотых волосах. Они вышли и направились ко мне.
– Не подходите к мишени, – предупредил я, вынимая очередную стрелу и натягивая лук. – Как вы меня нашли? – Жужжание стрелы, вибрирующей в центре мишени, подтвердило слова предостережения.
Они подошли, издалека огибая линию