Ангел прокажённых. Анна Линина

      Грустный ангел, чьим взглядом расплавятся льды,

      Эти муки убьёт… и снега, тихо, нежно

      Так целуют, истерзанных, наши следы,

      Наши раны не тронув… Мы хрупки, небрежны.

      Пусть метель достаёт свою виолончель,

      Словно старая дева – в ней ясная свежесть;

      Льётся нежность в зовущие горечь и хмель:

      То щемящая жалость, то сети надежды!

      Её чистым дыханием вьюга летит,

      Словно светоч холодный, сияющий томно,

      За всё то, что нестихнувшей скорбью горит,

      И за то, что и солнце укуталось чёрным.

      Загребу я в ладони тот девственный снег,

      Тишину я приму, уж не чуя в ней жала;

      И прощу злую плеть у духовных калек,

      Что скупы на любовь, на добро или жалость.

      Может, тоже давились тем слёзным огнём,

      Застревающим в горле, не видя участья,

      Не живя ни грядущим, ни прожитым днём,

      И счастливых кляня – не надеясь на счастье.

      Что ж, конечно, не зря, выпив яд до конца,

      Цепенея от горя, обидной неволи,

      Мы, беду не боясь, вскрыли наши сердца,

      И разверзнули мрак, изнывая от боли.

      Грустный ангел, вместивший заветы Христа,

      Вновь склонился и вот, с состраданием нежным,

      Всех убитых бедою – целует в уста,

      Со слезами горячими… призрак надежды!

      Потому что мечтая о доле другой,

      Слышишь ты: пред тобой свищет саблями вечность,

      Разжигает сердца – древний, вечный огонь,

      Не геенны пустой, а святой – Человечность.

      Пусть помилует Бог, ледяная заря,

      Холодами пьяня, бьющий пульс успокоит.

      Мы и слово «катарсис» любили не зря,

      И слепа, и невинна молитва изгоев.

      И огромные крылья раскроет заря,

      Ссыпав снег ледяной, в лес худой и зелёный,

      И увидит нас, светом слепящим горя,

      Ангел всех прокажённых и всех оскорблённых!