Венгерский кризис 1956 года в исторической ретроспективе. Александр Стыкалин
ии ряда первопроходческих проектов по публикации архивных документов и принадлежащую его перу первую действительно научную русскоязычную монографию о венгерском 1956 годе[1]. Считаю важным собрание под крышей одного издания его основных работ по этой теме.
Для нас, венгров, «1956 год» – это нечто большее, нежели просто значительное историческое событие середины XX века. В 1956 году у нас была
предпринята попытка вывести страну из того состояния, которое было предопределено установлением в Венгрии режима советского типа и внешнеполитической зависимостью от соседней большой державы. Эта попытка в то время оказалась неудачной, однако удалась позже, в 1989 году, в совсем иных исторических условиях, во многом благодаря демократизации Советского Союза и горбачевской перестройке. В процессе трансформации венгерской системы в иное качество память о 1956 годе играла очень значительную роль (А. Стыкалин детализированно и тонко показывает это в одной из статей, включенных в сборник). Но что происходило в дальнейшем и как поддерживается сегодня в Венгрии историческая память о тех событиях? Об этом хотелось бы поделиться некоторыми мыслями с российскими читателями, развивая и дополняя содержащийся в книге ценный анализ.
В 1989 году один из важных вопросов, вставших в ходе демократического переустройства Венгрии, заключался в том, как видит общество свое недавнее прошлое. Память о революции[2], казалось бы, сплачивала тех, кто выступал сторонниками перемен, способствуя достижению политического консенсуса. Одним из поворотных событий в процессе трансформации системы в иное качество стало торжественное перезахоронение 16 июня 1989 года Имре Надя, в 1956 году премьер-министра Венгрии, осужденного и казненного двумя годами позже. Вся властная машина, ее представители находились в состоянии некоторой растерянности. Ведь после 1956 года они вначале определили произошедшее как контрреволюцию, а Имре Надя назвали предателем. Затем, по прошествии некоторого времени, «будапештскую осень» стали всё больше замалчивать. Причем те события замалчивались не только властями, но и венгерским обществом, вначале потому, что оппозиционные мнения нещадно пресекались, а позже в самом общественном сознании стала срабатывать реакция на подавление, вытеснение этих событий из исторической памяти. Состоявшееся в 1989 году торжественное перезахоронение Имре Надя и ряда других лиц, казненных за участие в событиях 1956 года и покоившихся в безвестных могилах, способствовало установлению в обществе морального единства. Сторонники кадаризма и системы советского типа оказались в явном меньшинстве. Акция перезахоронения явилась не только катарсисом, она могла стать отправной точкой для осмысления прошлого. Венгерское общество могло, взглянув в лицо фактам, признать, что вся послевоенная история не сводится лишь к истории дружного противостояния нации малочисленной горстке коммунистов. Нужно было осознать все случившееся, и в 1989 году для этого наступил подходящий момент. Но он быстро миновал.
После 1989 года память о событиях 1956 года уже не сплачивала, а напротив, всё более разделяла венгерское общество. К опыту 1956 года всё чаще обращались в качестве аргумента в острой и полной конфликтов общественно-политической борьбе. Вначале казалось, что между двумя основными партиями, возглавившими процесс смены системы, нет заметных различий в оценке «1956 года». Как консервативно-националистический Венгерский демократический форум, так и либеральный Союз свободных демократов расценивали революцию 1956 года как непосредственную, органичную предпосылку новой венгерской демократии. Радикально-либеральная по своим тогдашним установкам партия ФИДЕС выдвинула своим кандидатом на пост президента Венгрии Шандора Раца, который в 1956 году был председателем Рабочего Совета Большого Будапешта. Первый закон, принятый избранным демократическим путем венгерским Госсобранием, был посвящен выявлению исторического значения событий 1956 года. Но как раз в момент подготовки этого закона образовалась трещина в той складывавшейся новой концепции исторической памяти, которая воспринималась в качестве общей в лагере сторонников перемен. Ведь одержавшие победу в политической борьбе национал-консерваторы выбросили из текста закона имя Имре Надя. Тем самым они ясно дали понять, что отвергают любые интерпретации тех событий с левых позиций и не воспринимают коммуниста Имре Надя как фигуру, символизирующую революцию 1956 году. В том же 1990 году развернулись политические споры о гербе и национальных праздниках Венгерской
Республики, только углубившие образовавшуюся трещину. Консервативно-националистическое парламентское большинство сделало выбор в пользу герба с короной, унаследованного от Венгерского королевства, существовавшего до 1945 года. Тем самым был отвергнут республиканский герб Кошута, возникший в условиях антигабсбургской революции 1848–1849 годов и использовавшийся во время революции 1918 года, как и в 1956 году. Государственным праздником было провозглашено не 15 марта (день начала революции 1848 года) и не 23 октября (день начала революции 1956 года), а 20 августа, день Святого Иштвана, короля-основателя венгерского государства, возникшего в начале XI в. Акцент в исторической памяти, таким образом, делался не на движениях нового и новейшего времени, выступавших под
Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. Документы / ред. – сост.: Е. Д. Орехова, В.Т. Середа, А. С. Стыкалин. М., 1998;
0 том, как автор этих строк понимает революцию, речь пойдет ниже.