Дырка. Фантасмагория. Артем Ляхович
Потом она с гордостью говорила девчонкам в садике, что с ней была Истерика. Так сказал папа. Алька помнила Истерику – добрую белую тетю с прохладными руками. «Какие уколы, вы что? Успокойте ребенка, и все», – говорила Истерика, обнимая Альку. Той хотелось, чтобы она побыла с ней еще, но Истерика ушла и больше не приходила. А Альке запретили смотреть телек, но всё равно оттуда каждую неделю слышалось про бобров – какие те злые, вредные и хотят всех убить.
– Ты защитишь меня? – спрашивала Алька у Пса, и тот с готовностью тявкал:
– Я их покусаю! Ррргав! У них будут попы с дырочками!..
Мама отнеслась к Псу неоднозначно.
– Прекрати разговаривать сама с собой! – говорила она Альке. – А то я тоже сойду с ума.
– Ма, так я же не с собой. Я же с Псом! – разъясняла Алька маме, но та морщилась и бормотала – «дефицит общения? надо поговорить с их учительницей…» (Сама с собой говорила, между прочим.)
В общем, они с Псом стали беседовать, когда рядом никто не крутился – ни мама с папой, ни всякие там. Так было даже лучше: понятнее, что Пёс говорит.
А говорил он разное. О куклах, о роликах, о детской помаде и тенях, которые совсем как настоящие взрослые; о маленьких щенятках, таких смешных и классных; о злых бобрах; о новом купальнике, который Алька втихаря натягивала на себя под майку, хоть лето давно прошло и обновка не была никому видна… И, конечно, о Коте.
– Он большой-пребольшой, – говорил Пёс. – Такой прям большущий!
– Как тигр?
– Ну нет. Он же не тигр, а все-таки Кот. Как… как вон тот, который в витрине «Детских грез» на Большой Патриотической, помнишь? Но чуть-чуть больше.
Алька была очень довольна, что её Кот больше полосатого котяры, на которого она всегда оглядывалась.
– Он пушистый?
– Ооочень! Такой мягкий-мягкий, и в него так приятно зарываться носом…
– А усы у него длинные?
– Длинные-предлинные! Длиннючие! И такие крепкие, тугие, как веточки. На них иногда птицы садятся – всякие там синицы или воробушки. Когда Кот спит, они думают, что это кустик такой, и садятся.
– А он их потом ест?
– Нет. Ему очень хочется, но он знает, что это нельзя, и не ест.
– А его можно увидеть?
– Можно. Но только в темноте, – говорил Пёс, переходя на шепот. – Когда ещё немножечко видно, но уже ничего не видать. Как вечером, когда ты ложишься в постель. Вот как раз в это время он ходит по комнатам, проверяет, нет ли там бобров.
– А что он с ними делает? – шептала Алька, зажмурив глаза.
– Не знаю. Может, ест, а может, превращает в хороших. В наших.
– А как он проходит в комнаты? Ведь всё закрыто?
– Так он же не простой Кот, а ученый. Все коды знает, все шифры. Подойдет к двери, промурлыкает шифр секретный – и оп-ля! Готово…
Алька жмурилась и видела, покрываясь мурашками, как по комнате плывет сгусток сумрака, большой и пушистый.
– Вот он! Видишь? – еле слышно шептала она.
– Виижжжу… –