Нэнси. Карина Шаинян
льменов в сапогах, гигантских шляпах и повязанных задом наперед платках; дорогу, где в белой пыли ветер гнал несколько шаров перекати-поля; и содрогнулся еще раз. Носильщик водрузил чемодан Грэхема на подножку и затянул ремни. Возница вяло щелкнул кнутом, и пара гнедых переступила с ноги на ногу. Грэхем с тоской взглянул на расписание поездов, мелом выведенное на доске рядом с кассой, и полез в фургон.
Он оказался единственным пассажиром, едущим до Аве-Арройо. О, как это в духе Нэнси – выбрать самый дальний из всех глухих углов Запада! Стемнело, а фургон все катил по прерии, плоской, как бумажный лист. Устав от монотонной тряски, Грэхем задремал. Проснулся он от резкого толчка. Что-то душераздирающе заскрипело; карета угрожающе накренилась и замерла. Старик забормотал, зашелестел, слезая с козлов, и вскоре до Грэхема донеслось тихое позвякивание пряжек на сбруе.
Похоже, встали надолго. Потягиваясь, Грэхем Роу вышел из кареты. Густо пахло раздавленной зеленью, цветами и пылью. Вокруг серебристо отсвечивала в свете встающей луны прерия, все такая же плоская – лишь висящие на горизонте синеватые вершины гор да несколько куп деревьев, похожих на черные кляксы, нарушали серебряное однообразие. Фургон стоял посреди этого травяного моря, как нелепая лодка. Распряженные лошади тихо пощипывали траву. Возница, завернутый в полосатое одеяло, нахохлился на козлах.
– Почему мы встали? – спросил Грэхем.
– Темно, – лаконично ответил старик, кутаясь в одеяло. – Ось сломалась. Ложитесь внутри – все сиденья ваши.
Грэхем Роу почти обрадовался. Ночь была так тиха, воздух так свеж, трава – такой мягкой, что хотелось растянуться прямо на земле и долго-долго смотреть на звезды. Он поднял голову. Звезды были на месте, огромные и мохнатые; млечный пусть казался россыпью мелкого серебристого конфетти. Чувствуя себя ребенком, Грэхем, по-прежнему задирая голову, повернулся вокруг своей оси. Увиденное привело его в чувство: небо на юго-востоке было скрыто быстро движущимися рваными тучами. Пока Роу смотрел, между ними вспыхнул разряд молнии. Он стал считать, дожидаясь грома, не дождался, махнул рукой и вернулся к фургону.
Спать на голой земле уже не хотелось. Грэхем осмотрел фургон; парусиновая крыша показалась ему ненадежной. Он уже почти чувствовал, как пропитанный водой костюм липнет к телу, и холодные потоки дождя заливаются за воротник, но вдруг заметил слабый огонек, еле различимый за кронами одной из рощиц.
– Что там? – спросил он у кучера.
– «Старые акации». Полмили отсюда, может, чуть больше.
Грэхем воспрял духом. О западном гостеприимстве ходят легенды; ни один ковбой не оставит путника ночевать на улице, под дождем. Конечно, быть может, это ранчо – всего лишь хижина бедного скотовода; но и тогда, наверное, для Грэхема найдется охапка сена под каким-нибудь навесом – а он поделится с хозяином своими припасами. Помахивая тростью, Грэхем Роу решительно двинулся в сторону огонька.
– Я б не стал, – произнес возница ему в спину.
– Почему? – Грэхем оглянулся и сердито подбоченился. – Хозяин начнет палить из кольта, едва я подойду на выстрел?
Старик флегматично пожал плечами.
– Вот что, дорогой, – раздраженно сказал Грэхем. – Если хотите, можете оставаться здесь и мокнуть. А я собираюсь переночевать под крышей.
Даже на дилетантский взгляд Грэхема Роу ранчо было на редкость запущенное. В лунном свете хорошо видны были покосившиеся ограды, прорехи в крыше сарая, трещины в рассохшейся колоде для воды. А еще было тихо, так тихо, что шорох собственных шагов оглушал его. По представлениям Роу, на ранчо даже вечером не должно бы быть так покойно – там, глядишь, скот клеймят, там – сколопендру гоняют, а тут – вакеро что-то поют под гитары… Может, хозяин с работниками где-нибудь на дальнем пастбище? Или… от одной мысли об этом Грэхема пробрал озноб. Что, если ранчо разграблено индейцами, а его обитатели перебиты? Что, если это случилось совсем недавно, и огонек – лишь уловка, ловушка для простаков вроде него… Пригибаясь, Роу пересек поросший жесткой травой двор и замер у длинного строения с плоской крышей, в окне которого мирно мерцала лампа. Затаил дыхание, готовый услышать свирепые вопли. Постоял, вжимаясь в перила круговой веранды.
Прерия молчала. Слегка успокоившись, Грэхем Роу смущенно усмехнулся и покачал головой. Тишина и непривычная обстановка явно подействовали ему на нервы. Все еще посмеиваясь, он громко постучал, и, не дождавшись ответа, толкнул сколоченную из толстых досок дверь.
Пару раз окликнув хозяина, Грэхем принялся осматриваться. Он находился в просторной комнате, заваленной седлами, попонами и прочей пахучей амуницией. Стол выглядел так, будто какая-то женщина взялась однажды навести здесь порядок, да так и не успела закончить. Часть писем и газет была сложена в аккуратную стопку и придавлена, как пресс-папье, странной железкой с рукояткой из рога. Повертев ее в руках, Грэхем сообразил, что это клеймо – полумесяц и молния. Остальные бумаги валялись вперемешку с пряжками и мотками сыромятного ремня, пересыпанные порохом и табаком. Хозяин ранчо явно привык жить в скотоводческом лагере посреди прерии, а не в четырех