Олимпийцы. Одиссей. Цикл стихов. Ина Близнецова

      Мело хороша,

      Карон хороша,

      мальчишка хорош, что Мело убил.

      Бой был хорош,

      смеялась душа,

      как его крови мой меч испил.

      Вынесет друг,

      оплачет мать.

      Выношу и плачу, любовь велит.

      А света вокруг!

      да и ночью тьма

      не подойдёт, костёр опалит.

      И заря украла

      уст её лал. —

      Ему меч был не горше Эрота стрел:

      когда упала,

      и шлем упал,

      как он на неё смотрел!

      Арес и златая

      Киприда – друзья.

      Жёстче к нам божество.

      И друг его был хорош.

      И я

      нынче встречу в бою его.

      По пустоте, куда ни ведёт —

      зря не водит судьба;

      не загадывая наперёд. —

      Да взыскуя себя,

      не Ариадну – Арахну найду,

      паутину, не прядь:

      нить, держась которой, иду,

      надо ещё допрясть.

      Там мир вполнеба, и ещё не вечер.

      Синь – впереди и ветер – позади.

      Пришли издалека, идут далече.

      Себе киваешь, взглядом проследив

      скользнувший блеск: Нефела пробежала

      куда-то босиком – среди своих! —

      по делу, или так какая шалость.

      Одна. И ей не скучно среди них.

      Олимпийский смех не зол – подробен2.

      Полюбили, что не полюбить:

      хром – но не сказать нерасторопен;

      некрасив – с лица не воду пить.

      А дворцы!3 Что было до – ведь сени!

      Дамам – драгоценности в наряд.

      А твои фонтаны да бассейны —

      боги позабыли про наяд.

      И на нас простёр свои заботы:

      мастера создали для людей

      само (всё же береги их!) лёты. —

      Впредь не обернуться в лебедей.

      Данники твои, и то не диво,

      сетовать смешно, как не крути,

      что живём удобно и красиво

      (только воле сказано «прости»).

      Шевельнёшься – хоть бы так, для вида, —

      и скуют движенье зеркала.

      Уж куда как ветрена Киприда.

      Изменяла; всё же не ушла.

      Отцова дочка, ты подруг не слишком

      искала, в детстве горя пригубя4;

      помощница кузенам и братишкам

      (когда и не без пользы для себя!5)

      А он – никто. Но разве половина

      твоих забот о нём на них пошла?

      «Будь же и в этот раз со мной, Афина!» —

      один он говорил – и ты была.

      Тебя не называли милосердной.

      Не он бы – сердце было б не у дел,

      не спорило б с собой о том что, смертный,

      мог богом стать с другой6. Не захотел.

      Друзья ценили, редкий – укоризну;

      враги – те больше испускали дух.

      Любил семью и бедную отчизну

      любимец трёх богинь, любовник двух.

      (Одна размолвка – как тебя обидел! —

      ведь с дядей7 отношенья не просты! —

      он-де в изгнаньи помощи не видел…

      Ты перед ним оправдывалась. – Ты!)

      А как