Деревенская трагедия. Маргарет Вудс
дойдя до двери, она неожиданно и круто повернулась, как будто Анну кто-нибудь позвал, и остановилась, как вкопанная, напряженно уставясь на кровать. Джемс Понтин тоже остановился в изумлении, держась за ручку двери. Он собирался тронуть ее за плечо, как вдруг, не говоря ни слова, одним прыжком она очутилась на другой стороне комнаты, бросилась на кровать и зарыдала глухими судорожными рыданиями.
– О, отец, отец! – простонала она, – отец!
Дядя подошел к ней и стал у кровати.
– Успокойся, дитя мое, – проговорил он с участием, – не нужно так огорчаться. Все к лучшему.
– Конечно, все к лучшему, – вторила ему мать с нетерпением, ощупывая свой карман. – Сколько раз заходила к нам дама-благотворительница нашего прихода и говорила и ей, и отцу её, что глупо роптать против воли Божией. Но вот посмотрите: говори, не говори, все одно, – как о стену горох, – ее не скоро проберешь.
Рыдания так же быстро прекратились, как и начались, и девочка встала на ноги.
– Так недавно было это… в воскресенье… – сказала она, глядя на противуположную стену.
Она хотела сказать, что еще в воскресенье изнуренная фигура её больного отца сидела тут, подпертая этими же самыми подушками. «Мне жаль оставлять тебя, Аня, голубчик мой», – с трудом и еле слышным шепотом сказал он ей в этот день. Казалось, что целые годы прошли с тех пор, но она все как-будто ожидала, что опять предстанет здесь перед ней лежащая фигура с знакомым болезненным лицом, которое одно только в целом мире и смотрело на нее любящими глазами.
– Вот глупенькая! ведь, это было не в воскресенье, а в. понедельник, – фыркнула на нее Селина, воображая, что девочка говорила о смерти отца.
– Прощайте, маменька, – опять сказала Анна и дверь затворилась за ней и за её дядей. Слышно было, как фермер, тяжелыми шагами и неловко цепляясь за ступеньки, спустился по темной лестнице, а Селина, между тем, достав из-под кровати темную бутылку, уселась и принялась с жадностью разглядывать свой маленький капитал.
Вдоль пограничной линии Оксфордшира тянется длинный и совершенно прямой холмистый кряж, направляющийся от севера с югу. На одном конце кряж этот, как волна прибрежного буруна, поднимается выше и затем круто обрывается, переходя в широкую долину, расстилающуюся вдаль. Как раз на этом обрыве гнездится деревня Гайкрос, напоминая своим местоположением, даже среди полного несоответствия всех остальных условий, старинный укрепленный город, украшающий своими башнями и стенами какой-нибудь скалистый утес в Италии. Чудный вид кругом придавал не меньший блеск и мирной деревушке с её скромными хижинами и стогами сена, чем поседевшим от времени стенам средневековой крепости. Неправильный ряд черепичных деревенских крыш, сбоку небольшое, поросшее травой кладбище с своею обычною нисенькою каменною оградой и своим старым, с незапамятных времен стоящим тут тиссовым деревом, отлогое поле, золотящееся под желтыми лютиками или зреющею рожью, – все эти самые обыкновенные принадлежности