Ментальность в зеркале языка. Некоторые базовые мировоззренческие концепты французов и русских. Мария Голованивская

Ментальность в зеркале языка. Некоторые базовые мировоззренческие концепты французов и русских - Мария Голованивская


Скачать книгу
языка в 4 т. М., 1981–1984.

      СРЯ1 – Словарь русского языка. М., 1952.

      CCMC – М. М. Маковский. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках. М., 1996.

      СССРЯ – Словарь сочетаемости слов русского языка. М., 1983.

      ССРЯ – Словарь синонимов русского языка. М., 1968.

      ТКС – Толково-комбинаторный словарь. Вена, 1984.

      ТС – Вл. Даль. Толковый словарь. Т. 1–4. М., 1955.

      ФРСАТ – Французско-русский словарь активного типа. М., 1991.

      ФРФС – Французско-русский фразеологический словарь. М., 1963.

      ФЭС – Философский энциклопедический словарь. М., 1983.

      ЭСРЯ – Макс Фасмер. Этимологический словарь русского языка. СПб., 1996.

      Cd – Mangeart J. Catalogue descriptif et raisonné des mss, de la bibl. de Valenciennees. Paris, 1860.

      DAF – Dictionnaire de l’ancien français. Paris, 1968.

      DE – Dauzat, Albert. Dictionnaire étymologique. Paris, 1939.

      DGLF – Dictionnaire général de la langue française. Paris, 1971–1978.

      DHLF – Dictionnaire historique de la langue française. Paris, 1992.

      DMI – U. Lacroix. Dictionnaire des mots et des idées. Paris, 1967.

      DS – Dictionnaire des synonymes. Paris, 1947.

      DS(b) – H. Benac. Dictionnaire de synonymes. Paris, 1956.

      DTP – Dictionatium theologocum portatile. Augustae vindelicorum Sumptibus fratrum Veith. Bibliopolarum. MDCCLXII.

      GLLF – Grand Larousse de la langue française. Paris, 1971–1978.

      I – Cesare Ripa. Iconologia. Milano, 1993.

      NDS – Nouveau dictionnaire des synonymes. Paris, 1977.

      RI–Le Petit Robert. Paris, 1993.

      TLF – Trezor de la langue française. T. 1—16. Paris, 1971–1994.

      Рамка исследования

      Мы будем «извлекать» ключевые особенности мировоззрения французов и русских из слов их языков. Эти слова расскажут нам о том, что доступно каждому, но не очевидно почти никому: как мыслятся те или иные понятия и как они мыслятся по сравнению с иной возможностью быть осмысленными, всегда реализованной в другом языке.

      Очевидность такого способа и неожиданность результата, к которому он нередко приводит, впечатление фокуса, чуда, представляет собой очевидное-невероятное: неужели мы, русскоговорящие, каждый день говорим друг другу, что считаем мир недискретным, то есть неисчислимым, непредсказуемым, даже когда речь идет о простой задаче – пойти и купить хлеба в булочной за углом? Оказывается, да. И на это же мы внутренне киваем, когда рассчитываем на пресловутое «авось», когда ездим на бешеной скорости не пристегиваясь – ведь есть же причины, которые разуму не видны, они-то и не дают погибнуть знаменитому русскому лихачу. Обо всем этом рассказываем не конкретные мы, я, они, обо все этом каждый день, сами того не подозревая, хором кричат все, кто говорит по-русски. Используя язык, который не принадлежит никому и принадлежит всем, являя собой беспрецедентное коллективное бессознательное и осознанное, как теперь принято говорить, «в одном флаконе». Среди хора, сонмища, других выкриков, представляющих иные модели мировосприятия, слышен в том числе коллективный крик французов, и близко не допускающих такой взаимосвязи вещей, точнее – отсутствия явной взаимосвязи вещей. Никакого «авось», никакой недискретности. Если человек не сопоставляет причины и следствия или считает мир неисчислимым – он безумен. С точки зрения японца (1), первые очевидно проникнуты злым духом, а вторые глупы, и японцы тоже кричат об этом, вибрируя тонами и выводя иероглифы беличьими кисточками. И каждый это кричит не другому, не кому-то именно, а в небеса, обращая только туда поток своей общенациональной рефлексии, как правило, даже мало осознавая, что за пределами его языка живет другой мир, другой взгляд, другая модель мировосприятия и с этим всем богатством следует вести диалог культур.

      Когда лингвисты обнаружили, что анализ языковых значений является умелой отмычкой к кладезю народной мудрости (2), открытия в этой области посыпались как из рога изобилия. Количество исследований, конференций, журнальных публикаций, посвященных «специфике русского национального менталитета», «пресловутой русской душе» – поражает. Инициатива, кажется, как обычно принадлежала Анне Вежбицкой, объявившей душу, судьбу и тоску тремя специфически русскими понятиями (3). Чисто хронологически именно вслед за ее статьей последовал шквал публикаций, посвященных специфике русского национального характера и менталитета, хотя справедливости ради отметим, что о специфике можно вести речь только в том случае, когда проводится сопоставление и устанавливаются различия. Дискуссия воистину интернациональна: здесь и работы Вежбицкой (4), и книги европейских культурологов, таких как, к примеру, Даниэл Ранкур-Лаферрьер (5), написавший труд под названием «Рабская душа России», и статья Татьяны Толстой «Русские?» (6), и уже ставшие регулярными журнальные публикации – от «Итогов», исследовавших в конце 1990-х русское «заодно», до «Русского репортера», регулярно публикующего лингвистические эссе о специфическом взгляде русских на мир, выражающемся в непереводимом на иные языке понятии «собираться» в значении «намереваться» что-либо сделать. Здесь же труды о «Наплевательстве» (7) и многочисленные работы о почти что отжившем «авось», которое русские лингвисты считают квинтэссенцией русской национальной специфичности (3, 4, 8), и о многом, многом другом.

      Вопрос


Скачать книгу