Мицкевич о Пушкине. Петр Вяземский
1815 и 1830 был счастливою эпохою для поэтов. После великой войны Европа, усталая от сражений и конгрессов, от военных бюллетеней и протоколов, казалось, опостылела к грустной действительности и возносила взоры свои к тому, что называли миром идеальным. Тогда явился Байрон. Он скоро овладел в областях воображения таким же местом, каким владел император на почве положительной силы. Судьба, которая беспрерывно давала Наполеону предлоги к бесконечным войнам, благоприятствовала Байрону продолжительным миром. Во время поэтического царствования его никакое великое событие не отвлекало внимания Европы, вполне занятой чтением английских произведений.
В эту самую пору молодой русский Александр Пушкин довершал образование свое в Царскосельском лицее. В этом училище, направляемом иностранными методами, юноша не обучался ничему, что могло бы обратиться в пользу народному поэту; напротив, все могло содействовать ему многое забыть: он утрачивал остатки родных преданий; он становился чуждым и нравам и понятиям родным. Царскосельская молодежь нашла, однако ж, противоядие от иноплеменного влияния в чтении поэтических произведений, особенно Жуковского. Сей знаменитый писатель, сперва подражатель немецким поэтам, впоследствии сделавшийся соперником их, пытался запечатлеть русскую поэзию народным характером: он воспевал русские легенды и отечественные предания. Таким образом, Жуковский начал воспитание Пушкина. Но Байрон слишком рано похитил его из этого хорошего училища и увлек его надолго в фантастические пустыни и пещеры романтизма.
По прочтении байроновского «Корсара» Пушкин почувствовал себя поэтом. Он написал и выдал в свет много произведений, из коих главнейшие «Кавказский пленник» и «Бахчисарайский фонтан». Эти творения возбудили восторг, который выразить было бы трудно: большая часть читателей дивилась новизне содержания и поэтических приемов; женщины любовались глубокою чувствительностью молодого человека и богатством воображения его; литераторы были поражены силою, изящностью и точностью слога. Пушкин был уже признан первым русским писателем. Эти легкие успехи, внушая ему желание приобрести новые как можно скорее, много повредили спокойному развитию дарования его; не должно забывать, что Пушкин был тогда еще отрок, выспренний, величественный (sublime), но все еще ребенок: нравственный человек на Севере созревает медленнее, чем на Западе; общественная почва далеко не содержит в себе тех стихий брожения, какими исполнена почва старой Европы; литературная атмосфера, которою на Севере дышишь, менее заряжена электричеством страстей. Таким образом, Пушкин зажил слишком рано; он проматывал (gaspillait) дарование свое; он слишком понадеялся на силы свои, преждевременно возлетел в высшие области, где не мог держаться сам собою, и впал в сферу притяжения Байрона. Он кружился около этого светила, как планета, покорная системе его и озаренная его светом. И подлинно, в произведениях первого приема его (manière) все байроновское: содержание, характеры, мысли и форма. А между тем Пушкин не столько был подражатель творениям, сколько поработился духом любимого