Считается убийством. Миранда Джеймс
приму душ и побреюсь, а ты помешай еще пару раз, окей? Я минут через двадцать спущусь.
Данте весело побежал за ним.
– Ладно, – я нахмурился, глядя вслед Шону, немного огорченный его холодностью.
Но я постарался не слишком поддаваться этому чувству. Снял пиджак, повесил на спинку стула, ослабил галстук и засучил рукава. Дизель поглядел на меня и ушел в кладовку. Когда Шон, как и обещал, вернулся через двадцать минут, я стоял у плиты, помешивая мясо на сковородке. Данте бежал рядом с хозяином и смотрел на него, задрав голову.
Вымытый и выбритый, в джинсах и белой рубашке Шон выглядел теперь намного лучше. Теперь я мог рассмотреть его, и мне показалось, что выглядит он отдохнувшим. На лице уже почти не оставалось следов усталости, которые были заметны накануне.
Он встал рядом и заглянул в сковородку.
– Ну, все. Надеюсь, ты готов приступать. Я точно не откажусь.
От него пахло чистотой и мылом, и только рубашка чуть заметно отдавала сигарой.
– У тебя одежда дымом пропахла, – сказал я на автомате.
Шон выпрямился и отступил в сторону.
– И что, ты собираешься меня каждый день за это пилить? Если хочешь, я буду выходить курить нагишом, тогда и одежда вонять не будет.
– Не кипятись, – сказал я. – Я не жаловался и не говорил, что ты воняешь.
Тут я понял, что на самом деле все-таки жаловался. Пока Шон так обидчив, нужно осторожнее подбирать слова.
– Да ну? – Шон поднял бровь. Я навидался этого выражения лица, еще когда у него был переходный возраст, и терпеть его не мог.
– Правда. Я просто обратил внимание. Вспомнил деда, папиного отца. Он умер, когда тебе было три, так что ты его, наверное, не помнишь. Он тоже курил сигары до самой смерти, а прожил восемьдесят четыре года.
– Ишь ты, – ухмыльнулся Шон. – Тогда, выходит, это семейное.
– Только проявляется не в каждом поколении, – ехидно уточнил я. – Ну что, доставай тарелки, или возьмем пиалы? Я разложу твою стряпню.
Я достал из ящика шкафа большую ложку.
– Данте, сидеть, – строго сказал Шон пуделю, который суетился у его ног. Он подошел к буфету и достал тарелки. – В духовке чесночный хлеб. Когда ты освободишь плиту, я его выну.
Данте сел, Дизель подошел, обнюхал его, и по-кошачьи царственно уселся рядом. Оба внимательно смотрели, как я выкладываю на тарелки курицу и овощи. Шон принес ножи, вилки и салфетки, потом достал из холодильника бутылку пива. Я налил себе чаю со льдом.
Еда получилась вкусная, и я от души похвалил Шона.
– Расскажи свой рецепт Азалии, она их собирает.
Бровь опять взлетела вверх:
– Ага, как же. Спит и видит, как поучиться у меня готовить.
Он подцепил вилкой кусок курицы и отправил в рот. Интересно, это жизнь под одной крышей со мной так на него действует, что он превратился в подростка? Мне не нравились его развязные манеры.
– Ну-ка, не начинай грубить, – сказал я, стараясь, чтобы это прозвучало весело, а не строго, хотя, кажется,