Весёлый Таи. Александр Беляев
аката, вступала в лес с востока, ложилась на сухую почву, поднималась по толстым стволам вверх.
В лесу раздавались последние удары топора. Слоны спешили до наступления темноты дотащить срубленные деревья к спуску. С ветки на ветку, с дерева на дерево прыгали веселые серые белки – они торопились укрыться в своем дупле, пока не раскрыл свои ночные, бесшумные крылья когтистый филин. Лес засыпал.
В это время раздалась в лесу его песня.
– Ну и голос! – сказал старый малаец и даже прикрыл глаза от удовольствия.
– Как серебряный колокольчик!
– Соловей садов богдыхана! – заметил кули.
– А песня! Как речной ручей разливается!
Лесорубы, с топорами на плечах направлявшиеся в лагерь, приостановились, заслушавшись неведомого певца.
Совсем стемнело. И теперь казалось, что это поет сама ночь.
Странная песнь! Переливается. Как будто веселая, а грустно от нее. Но в грусти – надежда. Щемит сердце, и смеяться хочется…
Вот певец подошел к лагерному костру. Стройный бронзовый юноша в одних шароварах из свернутого куска материи – понунга. Волосы на голове собраны в пучок. Его зубы не были черны от бетеля, как у большинства сиамцев, и в улыбке сверкали ослепительно. Глядя на эту широкую, открытую улыбку, лесорубы невольно заулыбались сами.
– Веселый таи[1], – сказал старый кули.
Так и пошла за ним кличка – Веселый Таи. Никто не поинтересовался его именем.
– Здравствуйте, вот и я! – сказал Таи, бросая топор на землю.
– Здравствуй! – ответил за всех малаец Чумалонгкорн. – Ты хорошо поешь. Садись.
– Попить бы! А где ваши бараки? – спросил Таи.
Лесорубы рассмеялись.
– Чем тебе не бараки? – сказал лао[2], показывая на шалаши из веток. – Дождь промочит, солнце высушит.
– Но мне говорили…
– …Бараки, столовые, горячие обеды, и деньги греби лопатой? Не правда ли? Все мы попадаемся на эту удочку. А за водицей изволь сходить к ручью. Рукой подать, если она у тебя длиной в тысячу слоновьих хоботов. Вот ведра. Чумалонгкорн проводит тебя.
Надо же использовать новичка!
Таи принес воды, напился и улегся у костра. Истомленные работой, лесорубы начали засыпать, как вдруг раздались звуки гавайской гитары. Молодой китаец Лу Фую играл мастерски.
При первых же звуках Веселый Таи улыбнулся широко и весело и вскочил на ноги. Трепет артистического вдохновения прошел по его телу, словно Лу Фую заставлял вибрировать не струны гитары, а его нервы.
Таи стоял на месте, сгибая и разгибая колени и разводя руками. Легко покачивался на подошвах, все еще не сходя с места. И вдруг вскрикнул и сделал гигантский прыжок.
Задремавшие лесорубы подняли головы и с изумлением посмотрели на танцора.
А Таи увлекался все больше. Его гибкое молодое тело умело говорить красноречивее языка. Если бы в эту минуту его видали танцоры – мировые знаменитости, – они лопнули бы от зависти. Это было настоящее высокое искусство. В танце Таи не только передавал свое настроение – он рассказывал целую повесть.
Вот он увидал ее – необычайную девушку, красивей которой не было и не будет на свете. Она стройнее пальмы, краше молодого месяца, слаще меда – нежный, благоуханный цветок… Вот вспыхнула любовь в глазах Таи – могло ли быть иначе? И Таи пылает, как факел любви. Он протягивает к ней руки, умоляет ее. Она отвечает взаимностью! Таи счастлив. О, может ли человек быть так счастлив?!
И вдруг… Словно гром среди ясного неба.
Таи хватает себя за голову. Лицо его искажено страданием. Судорога отчаянья потрясает тело. Она – любимая – уходит от него!
Таи бросается на колени, протягивает руки к уходящей тени. Напрасно! Любимой больше нет.
Глыба несчастья придавила Таи. Он закрывает руками лицо, опускает голову и вдруг без сил и сознания падает на землю…
Гавайская гитара жалобно мяукнула и замолчала.
Лесорубы сидели молча, с угрюмыми лицами, словно они были свидетелями настоящей трагедии, только что разыгравшейся на их глазах.
Цена человека
– Это не танец. Это жизнь. Так не выдумаешь. Ты пережил все это, Веселый Таи? – спросил Чумалонгкорн. – Ты потерял девушку? Невесту? Жену? Расскажи нам, как это было! Она ушла к другому? Изменила тебе? Ее соблазнил белый негодяй? Француз? Англичанин? Расскажи нам, как это было!
Таи поднял лицо и улыбнулся. Таков уж был у Таи характер!
– Измена – ржавчина. Золото не знает ржавчины. А сердце Миндры – из чистого золота. Она не изменила мне! – ответил Таи, сверкнув глазами.
– Значит, она умерла?
– Она умерла для меня, но она должна воскреснуть! – И лицо его вновь озарилось улыбкой, словно он уже видел ее воскресшей. – Слушайте! Я расскажу вам, как это было.
Наша деревня
Таи – название сиамцев.
Лао – одно из племен, населяющих Сиам.