Зерна отольются в пули. Павел Дмитриев
опытного водителя, он не только умудрялся виртуозно лавировать между опасностями, но вдобавок хвастался спутнику, на какой молодой да ладной женщине умудрился жениться в свои полсотни лет.
– Ты смотри, не теряйся! – поучал он молодого столичного инженера-строителя. – У китаез сильно неспокойно. Последний год воюют опять промеж собой почем зря. Из Маньчжурии многие стараются рвануть к нам. Раньше-то погранцы их не пускали вовсе, постреляли дюже многих. Но прошлым летом там указ вышел, – шофер на секунду оторвал руку от пляшущего в руках тонкого ободка руля и ткнул пальцем в брезент крыши, – границу распахнули, всех привечают. Разве особисты поговорят, ну там, может, кого и обратно турнут взашей. Но остальным мешок жратвы в зубы сунут, документы временные да работать поскорее пристраивают.
– Погодите, Василий Ионович! – удивился молодой специалист. – Но они ведь узкоглазые! По-русски не понимают!
– Тьфу! Молодо-зелено! – укоризненно сплюнул собеседник. – В этом деле язык не главное! И потом, не все китайцы-то, остались еще дети беляков[89]. Многих из Харбина и Шанхая похватали при усатом, кого к стенке, а больше в этап да в пароход на Колыму. Но кое-кто попрятался, отсидеться надеялись. Да теперича так припекло[90], что сами в Союз побежали без оглядки. Вот и женушка моя теперешняя насилу вырвалась с сынком малым. Отец у нее начальником участка на железке тамошней был, да помер еще в войну.
– Понятно…
– Да ничего тебе не понятно! – неожиданно резко оборвал водитель. – Рассказывает моя Ольга страшное. Убили ее мужа маоцзэдуновские красногвардейцы[91]. – Водитель подозрительно шмыгнул носом. – Звери конченые, такого я за весь срок на Ванинской пересылке не видел! Палками забили, прямо во дворе школы, где он детей учил!
– Больно вы грамотный! – ощерился вчерашний студент-комсомолец. – Всю политику изучили!
– Эх, да что ты знаешь! – угрюмо насупился Василий Ионович. – Если б меня фриц не взял контуженым под Сталинградом осенью сорок второго, быть мне полковником как минимум!
– Не может такого быть! – Инженер все еще тряс головой, отгоняя немыслимую сцену расправы. – Наверняка не коммунисты его убили, а фашисты или вообще бандиты!
– Молодой ты еще! «Изрубили эти детки очень многих на котлетки!»[92] – Шофер с хрустом дернул рычаг переключения передач на «вторую» в начале крутого подъема. – Не била тебя жизнь. Слушай лучше старого декабриста[93] да мотай на ус!
– Остановитесь на минутку, пожалуйста! – нашел выход из неприятного разговора инженер. И продолжил стеснительно: – Вы говорили, что скоро приедем, а где в поселке искать туалет.
– Сейчас! – охотно согласился собеседник, прижимаясь к кювету перед встречным грузовиком. – Погодь только минутку, на сопку залезем, там место есть шибко красивое! – В подтверждение слов он сильнее прижал педаль газа. – Часто инструктора из обкома в Зарубино вожу,
Далеко не все были «беляками», большинство работало на КВЖД. К началу 30-х годов в Маньчжурии проживало 150 тысяч советских граждан, около 100 тысяч эмигрантов и 15 тысяч принявших китайское подданство.
Культурная революция в реальной истории окончательно добила остатки русской общины Харбина и Шанхая. Уничтожены были практически все памятники и православные церкви. К примеру, Никольский собор в Шанхае превращен в прачечную, сейчас в нем действует ресторан.
Хунвейбины – можно перевести как «красные охранники», «красногвардейцы»
Строфа из песни В. Высоцкого, которая была написана в 1966 году реальной истории.
Так называли заключенных из числа командного состава, офицеров, которые в годы войны попали в плен, а после войны не прошли во время фильтрации проверку.