«Православный» сталинизм. Отсутствует
Тереза и т. п., легенды о которых оно творит прямо на глазах. Кто-то выбирает себе для подражания ученых, кто-то полководцев, кто-то писателей, художников, государственных мужей, религиозных деятелей, кто-то актеров и певцов (таких сегодня больше всего), а кто-то – святых. Понятно, что биографии этих героев общественного мнения весьма мифологизированы, да и сами их поклонники часто замечают лишь те факты о жизнях своих кумиров, которые соответствуют их чаяниям, и домысливают многое другое.
Существует и официальная мифология. В каждой стране есть свои национальные герои, образы которых вписаны в господствующую идеологию (либо в одну из идеологий) или даже в гражданскую религию существующего государства. Например, в официальной «гражданской религии» США роль воплощенной справедливости и неподкупности играет Авраам Линкольн, но в южных штатах для многих до сих пор неофициально культивируется образ его оппонента и врага генерала Ли. В США синоним слова «предатель» – Бенедикт Арнольд, перешедший во время войны за независимость на сторону англичан, а в оставшейся под британским владычеством Канаде он считается героем и патриотом.
Разумеется, имелась своя официальная мифология в СССР. В 20-е годы начал формироваться культ Ленина, в 30–40-е и первую половину 50-х годов в ней фактически безраздельно главенствовал Сталин («Сталин – это Ленин сегодня»), потом его отодвинул Хрущев, но так и не смог занять господствующие высоты, так что до конца СССР на вершине госидеологии прочно господствовал Ленин – главный сакральный символ страны победившего социализма. Любое, даже малейшее сомнение в абсолютном совершенстве Ленина в любой области человеческой деятельности каралось по всей строгости советского закона. Сталина теперь позволялось мягко критиковать – за «отход от ленинских норм» и «нарушение социалистической законности», но по мере усиления «эпохи застоя» среди определенных слоев общества стала вызревать симпатия к Сталину, «при котором был порядок», а разгильдяйство, хоть жестко и эффективно, устранялось.
Падение СССР ознаменовало и отказ от единой государственной идеологии. Последовавшие за ним обнищание населения, разгул криминала и дикий капитализм в «лихие 90-е» усилили тоску по крепкой руке, которая, как казалось многим обездоленным и потерявшим ориентиры в жизни, способна была поддерживать стабильность, «уважение к трудящемуся человеку» и «нравственные основы общества». Понятно, что все это представлялось людям либо не жившим при Сталине, либо давно забывшим подлинные приметы жизни в ту эпоху. (Таково свойство человеческой памяти: она сохраняет добрые воспоминания и ощущения, а тяжкие, плохие и болезненные – стирает.) Тем более, что в 90-е годы большинство людей, помнящих правление «лучшего друга физкультурников», было еще молодо, а о молодости, даже нищей и голодной, всегда вспоминается с ностальгией.
Итак, постепенно про-сталинские настроения в обществе усиливались, при этом оставаясь в пределах ограниченной социальной ниши. Их можно сравнить с про-гитлеровскими настроениями в Германии и Австрии, которые не выходят за границы соответствующего сегмента протестных кругов – в нашем случае радикально коммунистических, в немецкоязычных странах – неонацистских. Наверное, учитывая неизбежное наличие определенного процента радикалов в любом обществе, это можно воспринимать как данность и мириться с этим.
Гораздо своеобразнее (и диковиннее) выглядит появившийся у нас феномен так называемого «православного сталинизма». Он возник в начале 90-х годов и с тех пор бурно развивается, активно формируя свой весьма шумный и агрессивный сегмент внутри православного сообщества нашей страны. По большей части в него входят люди, принимающие Православие не потому, что уверовали в Христа, а потому, что считают его частью русской национальной идентичности и неотъемлемым атрибутом патриотизма. Их стандартное исповедание веры: «Я русский, и потому – православный». Отсюда делается следующее допущение: поскольку Сталин много говорил о русском патриотизме, значит и он был православным. А если главная задача православия (как ее видят эти люди) – в создании великой русской империи, то Сталин, дескать, с блеском выполнил эту задачу. И Гитлера он победил, и Днепрогэс построил, и атомную бомбу создал, и могучую империю восстановил. Так что нас во всем мире уважали и боялись. В качестве дополнения к создаваемому имиджу начинает созидаться обширный свод мифов о генералиссимусе – «отце народов». Некоторые из его творцов и потребителей доходят даже до того, что требуют немедленной канонизации «святого благоверного вождя Иосифа».
Тут очень кстати вспоминается и семинаристское прошлое Сосо Джугашвили, и внезапное «потепление» к Церкви в 1943 году, и борьба с «безродным космополитизмом» в самом конце правления. Правда, распространители мифов о Сталине пропускают мимо своего внимания, что из семинарии его выгнали за утрату веры, что Церковь в 1943 году он решил было использовать, да потом передумал и вновь приступил к гонениям, лишь из-за смерти не успев раскрутить их маховик, а борьба с «безродным космополитизмом» виделась престарелому параноидальному тирану не более чем прелюдией к новой грядущей капитальной чистке.
Мифотворцы утверждают, что Сталина на уход из семинарии благословил некий святой митрополит, что он, дескать, сознательно