Густав Флобер. Георг Брандес
льшей славы по смерти. Его жизненный труд, ознаменовался прогрессом в истории романа.
Флобер был первоклассный писатель-прозаик, а в течение нескольких лет даже первый во Франции. Достоинства его, кал прозаика, обусловливались добросовестностью в художественном и литературном отношении, доходившею до крайних пределов… Он сделался великим художником благодаря тому, что не боялся труда ни в то время, когда готовился к своему поприщу, мы в то время, когда начал писать. Он собирал наблюдения и заметки с кропотливостью ученого и обрабатывал свой материал с увлечением истинного поклонника красоты форм. Он стал творцом новейшего романа благодаря своему самообладанию. Флобер решился воспроизводить только действительные психологические процессы, избегая всяких риторических украшений, патетических и драматических эффектов, которые нравится нам в ущерб истине.
Имя Флобера неразрывно связано с представлением о серьезном художнике и писателе со строгим взглядом на дело.
Он не был ученым, который бы совмещал в себе и поэта или сделался поэтом впоследствии; его поэтические труды зиждутся на усиленной и долгой подготовке. В сочинениях Флобера нет ничего юношески-игривого или веселого, ничего вызывающего смех или шутливого. Произведения его – плод медленно совершавшейся, поздней, зрелости таланта. Он выступил в роли писателя уже 35 лет от роду и до 59 написал всего семь произведений, несмотря на то, что все свое время посвящал литературе [1].
Натура Флобера была чисто непосредственная, хотя вовсе не простая. Оригинальность его состоит в том, что в его уме стеклись две литературные струи, образовавшие новый источник поэзии. В юности он ощутил в себе одновременно, или почти одновременно, два разных влечения, определивших собою его дальнейшую духовную деятельность.
Первая увлекшая его струя – это романтико-описательное направление, родоначальником которого был Шатобриан. Отличительная черта его – ярко-цветистая речь, пропитанная лиризмом, которая в первый. раз очаровала французов в «Atala» и «Les martyrs»;; а впоследствии в «Les orientale» и «Nôtre Dame de Paris» Виктора Гюго, – приобрела несравненно более силы в выражении и изображении. В юности Флобер, как и все поэты и не поэты, находился под лирическим настроением. Его лирические опыты, оставшиеся в рукописи, под влиянием тогдашнего направления французской поэзии, были цветистыми, меланхолическими гимнами красоте.
Второю струей, охватившею его, было то направление, которое характеризует, романы Бальзака, отличавшиеся необыкновенною чуткостию ко всяким недостаткам, страстною любовью к действительности и верностью наблюдения.
Эти обе струи сблизились с течением времени, слилась в одну, и получили новую окраску и новое название.
В молодости Флобер писал много патетических и описательных стихотворений в духе Виктора Гюго, Готье и Байрона. Но он вполне сознавал, что не может быть оригинальным в этой сфере и что на этом пути вообще это невозможно. Вот почему он оставил этот род литературы, не боясь прослыть бездарным и непроизводительным. Почти в то же время он трудился над опытами в противоположном направлении и назвал, одно из своих произведений комическою трагедией – «Коровья оспа». Но и этих опытов он не издал. От уверился в своей самобытности и выступил на литературное поприще только тогда, когда, благодаря Шатобриану и Бальзаку, выработал новую поэтическую ферму.
I
Даже и люди, мало читавшие или совсем ни читавшие Флобера, знают, что в 1856 году он наделал много шума своим романом «Madame Bovary» не только в Париже, но и в целой Европе. Против него был возбужден глупый процесс; прокурор обвинял писателя в безнравственном направлении, но присяжные оправдали его. Впрочем этим обстоятельством нельзя объяснить вполне того внимания, которое возбуждено было в обществе появлением нового самобытного таланта. Но как и все литературные опыты, открывающие собою новые пути, книга Флобера показалась странною, даже озадачила многих. Она резео противоречила прежнему направлению. Сравнивая это произведение с прежними, окрашивали себя: неужели это – поэзия? Некоторым она больше напоминала трактаты по анатомии и хирургии. Даже гораздо позднее, слышалось в литературных парижских кружках, оставшихся верными старому взгляду на поэзию: «Благодарим, за счастие быть скелетом г. Флобера!» Автора назвали крайним реалистом, находя в его романах один холодный, неумолимый анализ обыденной жизни, славным образом её печальной стороны.
На первый раз не заметили, что этот физиолог высказал объективное, чрезвычайно образное и характерное «миросозерцание, раскрывая совсем иной мир, чем мир романа.»
Публика, мало знакомая с литературою, не поняла, что характеристика провинциального быта с его невзгодами, жалкими заблуждениями и печальною смертью была написана слогом гладким как стекло и действовавшим на слух как музыкальная мелодии. В глубине произведения скрывался лирик, и порою читатель слышал пламенные речи.
В ту эпоху поколение, родившееся между 1820 и 1830 годами, заняло господствующее положение в литературе и заявляло себя строгим анализом, действительности. Новое поколение отвернулось от философского идеализма и романтизма; и бойко,
1
Вот эти романы: «Madame Bovary», «Salambo», «L'éducation sentimentale», «La tentation de Saint-Antoine», «Le Candidat», «Trois contes», «Bouvard et Pecuchèt».