Искусство как язык – языки искусства. Государственная академия художественных наук и эстетическая теория 1920-х годов. Коллектив авторов
с докладами» на темы:
1. Актуальное значение кантовской эстетики (Т. И. Райнов[1165]),
2. Отношение эстетик Канта и Шиллера (М. И. Каган[1166]),
3. Модификации кантовского учения в современном неокантианстве (Б. А. Фохт,[1167] А. Л. Саккетти[1168]).
Вместо поездки для участия в юбилейных торжествах кого-либо из членов Отделения постановляется «просить Правление устроить торжественное заседание всей Академии в память Канта и послать телеграмму в Кенигсберг за подписью Правления и Философского отделения».
В рамках намеченного плана заслушиваются доклады А. Л. Саккетти «Кант и эстетика неокантианства» (20 мая, пленарное заседание) и Б. А. Фохта[1169] «Эстетика Канта и Когена» (17 июня, Комиссия по изучению истории эстетических учений).[1170]
Весна, не позднее 31 марта – Постановлением Правления РАХН «во всех секциях и отделениях» Академии закрываются Методологические отделы.
Апрель, 9 – Б. А. Фохт выступает на пленарном заседании ФО с докладом «О прекрасном, как предмете искусства (Основные черты художественного творчества)» (другие названия – «О прекрасном, как предмете искусства» и «О прекрасном как предмете искусства и основных чертах художественного творчества»).[1171] В дискуссии по нему участвуют А. С. Ахманов, Ф. Ф. Бережков и Г. Г. Шпет.
Июнь, 12 – ФО РАХН в лице Г. Г. Шпета приветствует Вяч. Иванова, вернувшегося в Москву после трехлетнего отсутствия,[1172] и «выражает надежду, что теперешний отъезд его в Западную Европу не будет долгим, и после него В. И. Иванов снова займет в кругах русской духовной культуры место не только сотрудника, но и вождя».
В. И. Иванов излагает 16 основных тезисов своей книги «Дионис и прадионисийство», заставшей «московских классических филологов врасплох» вследствие использования в ней «не только древнейших данных, но и результатов последних раскопок» (В. О. Нилендер).
Отвечая на вопросы собравшихся, В. И. Иванов признает «основной наукой гуманитарного знания» филологию (ответ С. А. Котляревскому) и указывает на необходимость преодоления и объединения «отдельных мифологических школ» («и этнографизм Фрачер,[1173] и крайний позитивизм Соломона Рейнака») (ответ В. О. Нилендеру).
Сентябрь, 23 – Расширенный Президиум ФО утверждает программу работ Отделения на 1924/1925 академический год.
Во время ее обсуждения Г. Г. Шпет предлагает «принять во внимание» при разработке программы ФО на будущий год «общую тенденцию Академии установить более тесное научное взаимоотношение м[е]ж[д]у отделениями и секциями». Прежде всего «отделения должны предложить секциям общие темы для совместной разработки», которые по обсуждении «наряду с другими Президиумами всех отделений» будут утверждены Правлением
До революции (1915) издал в Харькове работу под названием «Теория искусства Канта в связи с его теорией науки». В ней он, по его собственному признанию, «подвергал Канта критике», что впоследствии «рассматривалось как препятствие» для его оставления при Петербургском университете: кафедра философии в нем «занималась тогда кантианцами (проф. А. Введенский и другие)» (цит. по:
Как сообщила дочь философа, «по получении аттестата зрелости» (1909) Матвей Исаевич «отправился в Германию с целью поступить там в какой-нибудь университет на философский факультет. Учился у Германа Когена, Пауля Наторпа, Эрнста Кассирера, а также у знаменитого Вундта и у не ставшего еще тогда знаменитым Николая Гартмана». В Марбурге он защитил докторскую диссертацию «История проблемы трансцендентальной апперцепции от Декарта до Канта» (по-видимому, не сохранилась). Ко времени возвращения в Россию М. И. Каган был уже убежденным неокантианцем. В Невеле вокруг М. М. Бахтина и М. И. Кагана сложился «кантовский семинар», который его участники в шутку называли «нашим Марбургом». См.:
До
До вступления в число сотрудников РАХН он занимался в «семинарии» по философии И. Канта со студентами Костромского университета (1920–1921). См.:
По сообщению Н. А. Дмитриевой, Б. А. Фохт считался «кантианцем» уже в 1902 г.; интересом к И. Канту он мог заразиться «в Германии, от Г. Риккерта», у которого после окончания физико-математического факультета Московского университета, летом 1899 г., он изучал логику и теорию познания во Фрайбурге. «Учению Канта об априорности пространства и времени» была посвящена его дипломная работа на философском отделении историко-филологического факультета (1904). К этому времени он «был не просто убежденным когенианцем, но и лидером этого движения в России».
30 мая 1921 г. Б. А. Фохт защищал на диспуте в университете работу «О трансцендентальном методе в философии Канта» (полное название – «О трансцендентальном методе в теоретической философии Канта и его отношении к методу психологическому»); его оппонентами были Г. И. Челпанов и Н. Д. Виноградов. См.:
Текст работы, доложенной в 1921 г., полностью опубликован Н. А. Дмитриевой в:
Опубликован под названием:
Как указывает Н. А. Дмитриева, эта датированная 10 июня 1924 г. работа предназначалась «для выступления в философской секции РАХН (потом – ГАХН) на двух заседаниях 13 и 17 (20?) июня 1924 г., посвященных 200-летию со дня рождения Иммануила Канта» (
Однако, согласно документам Академии, под доклад Б. А. Фохта было отведено одно заседание – 17 июня. См.: ГАХН. Отчет. 1921–1925. С. 21; РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 14. Ед. хр. 13. Л. 10.
Н. А. Дмитриева, публикуя текст одноименной работы (
Документы РАХН содержат только одну дату упомянутого заседания: 9 апреля (ГАХН. Отчет. 1921–1925. С. 20, 117). 1 апреля, как следует из нашей Хронологии и из «Отчета» Академии, Пленум
Доклад Б. А. Фохта на близкую тему и тоже в ГАХН см.: 1929, март, 15 и 19.
Об обстоятельствах приезда В. И. Иванова в Москву летом 1924 г. см.:
Так в тексте. Вероятно, имеется в виду английский этнограф и историк религии Дж. Дж. Фрэзер (также Фрейзер).