Малороссийская проза (сборник). Григорий Квитка-Основьяненко
и по природе такая щебетуха, что меры нет. Защищала подруг своих не только от десятских, волостного головы, да и самому писарю не дает поумничать над ними. За такую защиту они все уважали ее и исполняли, что приказывала она. Пусть же бы не послушал кто ее; она и нашлет тотчас беду: или собака бублики похватает, олею выпьет, или пьяный, спотыкнувшись, коробку с товаром опрокинет, а уже даром не пройдет.
Только что молодицы порядочно уселись и каждая разложилась с своим товаром, как тут москаля и вырядило подле них с гречишниками[36]. Как же напустятся на него торговки!
– Зачем тут стал? Пошел отсюда прочь! Стань в другом мест, не мешай православным товар продавать, а сам иди хоть к чертям, кроме хлеба святого.
Вот как затараторили, затараторили – известно, как наши женщины: сколько их ни будет, да как все разом заговорят, все в один голос, так и с десятью головами не поймешь ничего: словно вода у мельницы шумит, даже трещит в ушах. Москаль же себе и ничего; знай покрикивает: «гречишники горячие!» И не без того, что некоторые подходят к нему покупать, лакомятся, а на лучший товар, на бублики, не смотрят. Что тут делать на свете! Видят, что не сладят с москалем, пристали к своей атаманше:
– Делай, что знаешь, делай, только изживи москаля.
Придумала Явдоха, как быть: взяла у одной торговки три вязанки бубликов и пошла к портрету и… ну, вот истинно правду говорю… поклонилась ему, словно живому, и начала просить:
– Ваше благородие, господа солдатство! Будьте ласковы, сведите с нашего места вон того несносного москаля, что стал подле бублейниц с своими гречишниками.
Видит же, что солдат и не глядит на нее, она, зная, как поводиться в свете, стала подносить ему бублики и приговаривает:
– Возьмите, ваше благородие! Пожалуйте; дома пригодится. Солдат – ни пары с уст, хотя и бублики перед ним. Как же рассмотрела наша Явдоха, что это обман, что это не живой солдат, а только его персона… сгорела от стыда, покраснела как рак, да скорее, не оглядываясь, бежала от него, пихнула бублики в свою коробку и села. Что уже ни выспрашивали ее торговки, что ей было от москаля, так молчит и молчит, и говорит:
– Ведь же сжила гречишника? Чего ж вам больше?..
А и точно, москаль как увидел, что Явдоха пошла жаловаться на него, испугался и исчез оттуда с своими гречишниками. Кузьма же Трофимович, смотревши на всю эту комедию, много смеялся и, помаргивая усом, подумал: «Вот так наших знай! Уже к нам, как будто к становому[37], с поклонами ходят».
Пока все это делалось, то уже народу собралось очень много. Куда ни кинешь глазом, то везде люди, везде люди, словно саранча в поле. И чего только туда не нанесли или не навезли!.. Такая вышла ярмарка, как будто и в самом Харькове об Успении[38]. Какого бы только товару ни задумал, чего такого ни есть в свете, все было тогда в Липцах. Груш ли тебе надобно? Так и на возах груши, и в мешках груши, и купами груши, приди, торгуй сколько нужно тебе, из которой купы и сколько хочешь бери и отведывай – никто тебе не запретит. А там Москва с лаптями и лыками