Дорога цариц. Александр Прозоров
месяцев при деле покрутившись, что меня, десять лет сему отдавшего, провести сможешь?
– Но я… как лучше хотел… – промямлил паренек.
– Ай, Боря, Боря, – укоризненно причмокнул постельничий. – Что же мне с тобой делать? Пожалуй, вот что… Я не стану тебя спрашивать, что за мзду ты получил по сей урядной грамоте и на какие посулы поддался. Я не стану требовать от тебя отступного или затевать следствие. Я ее просто… подмахну! – Дмитрий Иванович оставил на свитке свою размашистую подпись. – Вот токмо товар по сему договору я стану принимать сам! При сем за каждое сосновое полено, подсунутое вместо ольхового, ты получишь одну плеть. За каждое гнилое полено получишь две плети. А за каждое не доложенное в возок полено получишь три.
Постельничий с некоторой даже нежностью опустил подписанную грамоту Борису в руки и добавил:
– Коли после сего наказания ты выживешь, мой мальчик, то запомнишь раз и навсегда, что за каждую казенную копейку царский приказчик отвечает своею шкурой.
Дмитрий Иванович подмигнул Борису и похлопал паренька по плечу:
– Добро пожаловать на службу, племяш!
11 ноября 1564 года
Александровская слобода
Много ли нужно для счастья маленькой девочке?
Порывшись в сундуках, боярыня Агриппина нашла давно не ношенные рубахи из тонкого атласа. Вместе с сиротой они подрезали подол, подшили край, завернули рукава – и обновки пришлись малышке почти впору. Из оставшихся обрезков и нашедшихся в сундуках кусках разной ткани женщины сотворили сарафан: рукава из синего бархата, плечи шелковые, грудь и спина атласные, юбка кумачовая, пояс из парчи. Истинно княжеский наряд вышел! Все, кто видел, – издалека кланялись, уважение к явной знатности проявляя.
Спала Ира теперь в девичьей, на сдвинутых лавках, застеленных кафтанами. А когда постельничий уезжал надолго, то и вовсе на перинах, рядом с боярыней Агриппиной, болтая с нею перед сном о всяких глупостях. Кушала вдосталь – и не токмо кашу из сечки с жиром, гречу и кулеш, а и мясо тушеное и жареное, и птиц запеченных, и рыбу соленую да заливную. И сластей всяких – вдосталь. Хоть халву, хоть цукаты, хоть нугу, хоть изюм с курагой! Истинно – даже на небесах такой вкуснотищи не пробовали!
К осени боярыня справила ей сапожки из мягкого войлока и туфельки, да шубку на горностаевом меху. Вернее, из Москвы привезла, когда детей навещала. Перевозить сыновей сюда, на стройку, в пыль и шум, боярыня Агриппина не торопилась.
Горностай – мех не знатный. Однако же вместе с поясом наборным с резными костяными накладками, да платком шелковым на голове, да с сапожками вышитыми – наряд уважение внушал. Платков же и поясов у боярыни имелось изрядно – муж свою Агриппинушку любил и подарками баловал.
Иногда Иришка помогала боярыне разобрать вещи, подобрать одеяния на новый день, перестелить белье или проветрить вещи из сундуков, ходила с нею на торг, но большей частью гуляла по крепости, заглядывая во всякие углы и навещая храмы, гордо шествуя мимо склонившейся