Боги выбирают сильных. Вторая книга трилогии «Наследники Рима» в новой редакции 2017 года. Борис Толчинский
Софии означали, что могущественный король Анг Чен размышляет, не стать ли и ему верным федератом Богохранимой империи.
И неудивительно, что после таких слов колеблющиеся сенаторы утратили желание обсуждать политику первого министра и провинности его дочери. Право же, думали они, устраивать разнос своему министру на глазах у варвара недостойно потомков Фортуната. И вообще, о каких «провинностях» можно говорить теперь? Ну, были неприятности в Нарбоннской Галлии – но там как будто всё наладилось, и что какая-то Нарбонния, к тому же, разоренная войной, против утопающего в золоте Камбуджадеша?
Вскоре король Анг Чен покинул зал заседаний. Сенаторы проводили его аплодисментами. С гостем своим ушла София – но тут же возвратилась и попросила слова. Ей слово дали, и она на крыльях своего успеха устремилась в контратаку. Сначала она поведала сенаторам предысторию визита камбуждийского владыки и объяснила, почему этот визит хранился в строгой тайне. Объяснение вышло туманным, словно София нарочно путала сенаторов, чтобы ещё больше заинтриговать их и подчеркнуть собственную значимость. Затем она предложила задавать ей вопросы, и тут о своем существовании напомнила Клеменция Милиссина.
Вопросы, а вернее, обличения Клеменции София отражала с истинно олимпийским спокойствием. При этом она говорила прямо противоположное тому, что слышала из её уст Клеменция не далее, как минувшим вечером. София отрицала все обвинения Фурии. Искренне потрясенная подобным вероломством, Клеменция позабыла предостережения Корнелия, и роковые слова «вы тяжелы от моего сына» прозвучали. Но и это София, не моргнув глазом, взялась отрицать, не вдаваясь, впрочем, в какие-либо дополнительные объяснения. Принцепс Клавдий Петрин потребовал от Клеменции представить веские доказательства связи Софии с её сыном и предупредил, что в противном случае все обвинения будут считаться клеветой. Фурия, наконец, поняла, что безнадёжно проиграла раунд, и с ней случился нервный срыв, её увезли в Клинику Фортунатов. Но заседание на этом не закончилось. От лица сенаторов принцепс извинился перед Софией за недостойное поведение Клеменции; София выразила понимание.
На том и разошлись.
После заседания Корнелий подошел к Софии. Его чуть раскосые глаза сверкали серебристым блеском, а губы улыбались, обнажая два ровных ряда жемчужных зубов.
– Virtus, repulsae nescia sordidae,
Intaminatis fulget honoribus;
Nec sumit aut ponit secures
Arbitrio popularis aurae,16
– лучась, как вершина Парнаса под взором Гелиоса, продекламировал князь Корнелий оду своего любимого Горация Флакка. – Глядя на вас сегодня, я испытываю гордость! А мои коллеги отчаянно завидуют мне, и я могу понять их зависть: ни у кого из них нет в племянницах самой блистательной Виртуты. День, когда я одержу над вами победу, дражайшая Софи, будет счастливейшим днем всей моей жизни!
Княгиня София улыбнулась и заметила:
– Мне
«Падений жалких в жизни не ведая, Сияет Виртута (доблесть) славой немеркнущей И ни приемлет, ни слагает Власти по прихоти толп народных» (