Сакинат. Муъминат Мирзаевна Хаттаева

      Стояла поздняя осень. День клонился к вечеру, и луч медленно гаснущего солнца падал на маленький стол возле окна. Старшей девочке, сидевшей за столом, исполнилось семь лет. Аминатке, сидевшей напротив нее, было четыре года. Обе были одеты в старые поношенные платья из бумазеи, которые сшила мама. Шерстяные безрукавки, надетые поверх платьев, тоже были плодом труда заботливых материнских рук. Маленький цветной платок сполз с головы старшей на плечи и более не скрывал густых чёрных волос, заплетённых в косички. Волосы младшей, походившие цветом на спелую пшеницу, были подстрижены ножницами, и голова девочки была похожа на сноп, увенчивающий скирду снопов.

      Сакинат рисовала цветными карандашами. Аминат укачивала тряпичную куклу и тихо напевала песню, чтобы кукла уснула.

      В комнате, где сидели дети, вдоль всей стены тянулась широкая деревянная тахта. Её накрывал чёрно-белый палас, сотканный из шерстяных некрашеных ниток. Задняя стена была завешена сатиновой тканью с узором крупных цветов. В одном углу, впритык к стене, была сложена постель. На тахте оставались лишь несколько маленьких подушек. Оба окна, выходящие на одну сторону, были украшены вязаными ватными занавесками. Сбоку от тахты находилась некрашеная дверь, с другой стороны – очаг. Окна и дверь в комнате были новые, но простые, без намека на изящество и красоту. Очажный камень, расположенный с лицевой стороны очага, был старинным, его покрывали искусно вырезанные красивые мелкие узоры. На каменном выступе, который был выше очажного камня, стояла керосиновая лампа. Давно не чищеная, она была черна от сажи. Зато стены, покрытые белой глиной, сияли чистотой. Стена возле дверей была увешена медной, фарфоровой и глиняной посудой. Под ней на низкой деревянной полке стояли маленькие и большие кастрюли на трёх ножках, кувшины-водоносы и маленькие кувшины для воды. По другую сторону очага находился небольшой шкаф для посуды, изготовленный плотником.

      Посередине комнаты находилась колыбель. Она была накрыта тонким стёганым одеялом, сшитым из разноцветных шёлковых и атласных лоскутков. Пол был покрыт хорошо подогнанными друг другу каменными плитами. Пол был чисто подметён, но под ногами ничего постелено не было – ни коврика, ни циновки.

      Сакинат была полностью поглощена своим занятием. Она уже два месяца ходила в школу, умела держать карандаш и научилась писать несколько букв. Девочке хотелось, чтобы радуга, которую она рисовала, получилась красивее, чем настоящая. Результат труда вполне удовлетворил её. Она любила рисовать красивые узоры поточёнными отцом карандашами на бумажных листах. Двадцати четырёх цветных карандашей, как у нее, в школе пока ни у кого не было.

      Пока Сакинат была занята рисованием, в колыбели проснулся брат. Он принялся гукать, затем залепетал, рассказывая сам себе сказки, на своём младенческом языке. Сакинат не обращала на братишку внимания – не плачет, значит, с ним всё хорошо. Между тем в колыбели ослабла привязь для рук. Малыш медленно высвободил руки и, продолжая громко гукать, стащил накинутое на колыбель одеяло.

      Погремушка, привязанная над колыбелью, ему окончательно надоела. А Сакинат, погружённая в рисование, думать не думала про брата.

      Вдруг раздался звук упавшего братишки. Она быстро обернулась – братишка громко плакал, больно ударившись головой о каменную плиту. На её глазах дыхание ребенка замерло, он посинел. Сакинат бросилась к нему. Схватила малыша и уложила на тахту, подложив под его голову подушку. Быстро плеснула в ладони воду из кувшина и брызнула в лицо брата, несколько раз осторожно повернула его голову туда-сюда. Её действия