Четвертый. Сергей Калашников
яжело дышит, поддерживая меня за локоть. Девчонка тоже запыхалась. А впереди маячит спина скособоченного молодого человека с горизонтальной резаной раной от левой лопатки и налево же до самой подмышки.
Спешу укрепиться на ногах, уделяя самое пристальное внимание перестановке ступней и отталкиванию себя от земли собственными силами – моим «поводырям» сразу стало легче. Буквально через пару десятков метров мне удаётся возобновить контроль над телом – начинаю отмахивать руками в такт шагам, хотя коленки время от времени пытаются подломиться. То одна, то другая.
Ещё метров тридцать торопливого бега, и я чувствую себя полностью в форме. Физической. А вот в умственном плане испытываю колоссальный дискомфорт, поскольку не понимаю – где я и с кем? Мы поспешно рысим под уклон вдоль по самому дну широкого старого оврага с покатыми, градусов тридцать наклона, стенками, заросшими клочковатой травой, редкими кустиками и чахлыми деревцами. От кого-то убегаем? Подрались на танцах и смываемся от местных? Такое в моей жизни случалось очень давно, где-то в семидесятых, в стройотряде. А на дворе уже двадцать первый век, когда о подобных мероприятиях в деревенских клубах давно позабыли. Хотя нарваться на конфликт с недружелюбными парнями можно в любое время и в любом месте.
Но не в моём пенсионном возрасте.
С другой стороны, если тикаем, значит, во что-то вляпались. Но бег по прямой не представляется оптимальным, если преследователи подкатят на машинах или тракторе туда, куда мы мчимся.
Сворачиваю вправо и вверх по склону выбираюсь к кромке оврага, Осторожно выглядываю – широкое поле, заросшее той же клочковатой травой, на дальней стороне которого примерно в километре от меня на фоне зелёного леса маячат фигурки мышиного цвета. Точно – цепь, прочёсывающая местность. Очень редкая цепь – интервал между участниками облавы шагов двадцать. Зато самих участников десятка четыре. Меня они не видят, потому что далеко, а выставил я только голову, и то не всю.
Спутники мои уже рядом и точно так же слегка выглядывают. Ни справа, ни слева «мышиных» нет, и никаких других тоже не наблюдается.
– Ложись, – командую. – Ползком вперёд вон туда, – указываю рукой.
Ребята послушно опускаются на животы и технично по-пластунски направляются к месту, где наблюдается особенно густая заросль невысокой, не более полуметра, немного пожухлой травы. Она надежно прикрывает нас спереди, а когда, преодолев метров шесть песчаного участка, углубляемся в неё, то вообще со всех сторон. Поворачиваюсь и начинаю старательно распрямлять примятые стебли, чтобы скрыть след нашего проникновения сюда. Минут десять, пока цепь не доберётся до нас, можем считать, что спрятались. И ещё отсюда просматривается небольшая часть дна оврага – то место, где мы находились пару минут тому назад.
И вот тут-то меня серьёзно приложило на всю голову от увиденного – человек семь в форме, той, про которую говорят, что она «фельдграу», проследовали по дну оврага короткой цепью туда, куда мы мчались. Весело шли, с настроением, перелаиваясь на языке Шиллера и Гёте.
– О чем они? – шепнул наш раненый, когда немцы прошли.
– Ефрейтор велел Майеру следовать левее, а тот сказал, что послушается, – нервно прощебетала девушка.
Я невольно скосил в её сторону взгляд – красивая. Нет, описать не могу, потому что ничего выдающегося во внешности не наблюдается, просто всё к месту и всего в меру. Словно у куклы Барби.
Перевернулся на спину и тихонько приподнял голову над травой, вглядываясь в приближающуюся цепь – до неё ещё около полукилометра. Снова улёгся на живот и, шепнув: «За мной», переполз обратно в овраг. Только здесь обратил внимание на то, что и худощавый, и Барби тащат по два вещевых мешка системы «Сидор», а мы с раненым пижонствуем налегке. Зато сам этот раненый лицо имеет в меру упитанное, хотя и без потуг на пухлость или рыхлость. К тому же лучезарно улыбается, игнорируя боль от раны. Из-под широкой «со свесами» кепки выбиваются курчавые волосы цыганского или еврейского типа, но тело остаётся скособоченным.
К тому же все мои спутники укладывают в правые карманы самые настоящие револьверы системы «Наган», которые я не раз видел в кино. Хлопаю себя по правому боку и сквозь ткань пиджака ощущаю металлическую тяжесть. Выходит, я – один из них. Ну да, и вот этот «сидор», лямку которого покладисто вложила в мою протянутую руку Барби, тоже мой.
Впрочем, торчать на одном месте посреди не особенно заросшего оврага – не дело. Машу рукой в ту сторону, откуда мы примчались, и веду группу за собой. Стенки ложбины становятся ниже с каждой сотней метров, кусты и деревья встречаются реже, а трава делается совсем жиденькой и редкой. Глубоко просохшая почва под ногами рассыпается, словно песок.
Осторожно выглядываю из нашего обмелевшего укрытия, где уже и не спрячешься, не согнувшись. Слева группа в майках, серых штанах и коротких сапогах ковыряется в земле, тыча в неё тонкими стержнями, приделанными к деревянным рукояткам. Один водит над поверхностью миноискателем, другие извлекают прямоугольные ящички и составляют их рядком. А вот это уже ни на каких ролевиков или реконструкторов не спишешь – фашистские сапёры снимают