Клуб «Темные времена». Элисон Гудман

      В тишине согретой солнцем библиотеки своего дядюшки леди Хелен Рэксолл, придерживая низ муслиновой ночной сорочки, глубоко присела, исполняя подходящий для встречи с королевской особой реверанс: спина ровная, голова слегка наклонена, левое колено опущено так низко, что едва касается пола. На лице, как положено, застыла дежурная придворная улыбка.

      – Вы правы, Ваше Величество, – обратилась она к обитому синей парчой дивану, которому была отведена роль королевы Шарлотты. – Я дочь леди Кэтрин, графини Хейденской.

      Хелен покосилась на свое отражение в стеклянном книжном шкафу, стоявшем у стены. Только в нем девушка могла увидеть себя в полный рост. Остальные стекла и зеркала особняка не отражали всю ее высокую фигуру. Поклон удался – неудивительно, после стольких недель практики, – а вот обращение звучало слишком грубо. Хелен представилась еще раз:

      – Да, Ваше Величество, я и правда дочь леди Кэтрин.

      Нет, чересчур самодовольно. Девушка поднялась и опустила полы сорочки, разогнув длинные онемевшие пальцы. Тетушка посоветовала ей подобрать такую фразу, чтобы подтвердить ею родство с леди Кэтрин, при этом сохранив почетную дистанцию. Невероятно противоречивый смысл полагалось вложить в горстку слов. Хелен сделала несколько шагов назад, не отрывая глаз от синей парчи заместителя королевы. По бокам от Ее Величества сидели принцессы Мэри и Августа – два кресла, также обитые парчой и прекрасно сочетающиеся с диваном. Хелен окинула взглядом импровизированную королевскую семью, заранее предчувствуя катастрофический исход. Завтра ей предстоит исполнить реверанс перед настоящими леди, а там ошибки и заминки будут непростительны. Необходимо заготовить ответ про свою мать – на случай, если королева Шарлотта упомянет о знаменитой графине Хейденской, что маловероятно.

      Прошло десять лет с тех пор, как родители Хелен утонули в море. Без сомнений, у королевы с ее безумным мужем и расточительным сыном, который того и гляди развалит страну, достаточно забот, и ей не до воспоминаний о леди Кэтрин. Хелен сложила ладони у груди. Она сама почти не помнила мать. В доме дядюшки и тетушки ее имя произносилось с осуждением, а брат редко о ней упоминал. Однако этим утром, за завтраком, тетушка Леонора неожиданно попросила Хелен отрепетировать изящный ответ на вопрос о матери, который может задать Ее Величество. Вполне возможно, что коронованные особы не забыли достойную женщину, чье имя окутано слухами. Особенно тесно кольцо слухов сжималось вокруг одного слова: измена.

      Что ж, еще одна попытка. Хелен приподняла полы ночной сорочки и скользнула в низкий поклон:

      – Да, Ваше Величество. Моя мать – леди Кэтрин.

      Так лучше. Чем меньше слов, тем меньше шансов на ошибку.

      Хелен приподняла подбородок для королевского поцелуя в лоб, вышла из реверанса, подняла воображаемый шлейф и отошла от дивана – самая сложная часть всего представления ко двору. Великий Луд[1], лишь бы не споткнуться и правильно исполнить реверанс! Завтра пройдет первый официальный прием в гостиной королевы с тех пор, как два года назад король вновь впал в безумие. Взволнованные матери спешили добиться внесения своих дочерей в список приглашенных, но отчаяннее всех старалась тетушка Леонора – она сама потеряла дочь, своего единственного ребенка, при родах. Хелен незамедлительно получила приглашение от лорда-камергера. Но вдруг она оступится при королеве и все испортит? Девушка представила, как лежит, растянувшись, на блестящем дворцовом полу, а пышное старомодное панье[2] возвышается над ней, как раздувшийся парус фрегата.

      Хелен села на диван, откинувшись на твердые подушки. Нет