.
воинским званием, нежели «вашим высокоблагородием». Как считал Самойлов, тому так было более приятно. – К нам в город пожаловала неординарная, я бы даже так сказал, неоднозначная личность!
Владимир Сергеевич Киселёв, губернский полицмейстер, человек в возрасте и приличном достатке, невольно отдёрнул руку, держащую трубку, от уха. Самойлов буквально кричал в мембрану, будто Киселёв находился не на другом конце города, а на другом краю света.
Надзиратель же, пытаясь как можно быстрее и подробнее рассказать о случившемся, говорил, скомкано, сбивчиво, и, отчего-то, истерично. Владимиру Сергеевичу понадобилось несколько минут, чтобы понять, что же, в конце концов, произошло.
– В какую, говоришь, гостиницу твой приезжий направился? – полковник тут же понял, что ему следует сделать в первую очередь. – В «Мичуринскую»? И будет у меня к семи? Вот что, Самойлов, поставь вместо себя замену, а сам ко мне, со всеми своими подозрениями.
Как только трубка опустилась на рычаг телефона, Владимир Сергеевич вызвал к себе помощника, Алексея Никодимовича Лубнёва, личность, по мнению полицмейстера, мелкую, глупую и бездарную. И хотел бы с ним расстаться, да все же – близкий родственник первого городского банкира.
– Вот что, Алексей Никодимыч, – проговорил Владимир Сергеевич, одновременно положив перед собой лист бумаги и взяв ручку. – Свяжи-ка ты меня посредством телеграфного аппарата со столицей. А то давненько что-то с берегов Невы не было сообщений. И отправь сию депешу…
С последними словами Киселёв макнул перо в чернильницу и чётким, красивым почерком стремительно вывел на белоснежном листе бумаги: «Прошу подтвердить личность господина Белого О.В., прибывшего с инспекционной проверкой в Благовещенск. Полицмейстер Амурской области и города Благовещенска, Его императорского Величества, ….» и передал текст в руки помощника.
На узле же связи Самойлов, пока Лубнёв со всех ног нёсся к почтово – телеграфной конторе, опустившись на крашеный табурет, расстегнул мундир и влил в себя третью кружку воды.
– Собачья, признаюсь тебе, Комаров, у меня должность, – взгляд надзирателя остановился на настенных часах – «кукушке», и зафиксировал время: 10.32 утра. – Принимать новых гостей. Теперь вот к начальству вызывают. На самый верх!
– К начальству оно, конечно, да… – невзрачно выдавил из себя Комаров и с трудом сдержал зевоту. – А гости… Так что же в этом плохого, Василий Григорьевич? – скучно поинтересовался телеграфист. Честно признаться, сейчас ему совсем не хотелось общаться с полицейским. Жара. Духота. Противный липкий пот. Но терять доверие старшего надзирателя, чина в полицейском департаменте небольшого, но, в данное время, подчинённого лично губернскому полицмейстеру, в связи с болезнью частного пристава Глушкова, всё-таки желания не было. А потому Комаров продолжил – Новые люди, новые впечатления. Ведь это хорошо.
– Тебе, может, и хорошо, а вот мне, в мои сорок два, совсем иначе. – металлическая кружка с тупым стуком опустилась на стол. Самойлов снова взглянул