Пока не поздно. Михаил Садовский
обратно и подавал Ниночке поднятые со дна мокрые сверкающие камешки, а она говорила: «Некрасивый» или вдруг восклицала: «Ой, какой!». И даже подпрыгивала от радости! Так вы набрали большую горку. Камешки сохли, становились некрасивыми – обыкновенными, какими была устлана и тропинка, и улица, и любая проплешина вокруг, где не росли сурепка, подорожник и одуванчики. Вы сели рядом с этой грудой камешков и стали их сортировать, и те, которые остались интересными – с разноцветными полосками или блестящими вкраплениями звёздочек то золотых, то серебряных, Ниночка откладывала в сторонку, где образовалась другая маленькая кучка. Всё это вы делали медленно-медленно, и сейчас ты представлял, что сидишь рядом с Ниночкой, обтираешь каждый камешек ладошкой и потом подаёшь ей, а она поворачивает его пальцами, рассматривает со всех сторон и снова отдаёт тебе, чтобы ты спрятал драгоценность в карман. Это была не игра – священнодействие, и теперь оно повторялось вновь, будто отрепетированное и сохранённое навсегда. Да так и было. За опущенными веками материализовался тот невесомый мир, существовавший в тебе и готовый всегда открыть своё пространство для проживания.
В последний день в час прощания Ниночка протянула тебе этот кисет на память, но ты отказался! Ты клялся, что они тебе не нужны и просил её оставить себе. Ниночка замолчала, губы её надулись, но ты успел предупредить обиду своим тихим «ладно» и спросил: «А как же ты свои будешь хранить?». Она ответила: «В шкатулочке». И правда, у неё была маленькая шкатулочка, сделанная крошечным сундучком с покатой крышкой и откидной ручкой на самом её верху. Он знал эту шкатулочку с самой первой минуты – Ниночка так прижимала её к себе, когда сидела на телеге, ползущей в гору от пристани, что каждому было ясно: ничего дороже на свете у этой девочки нет и никогда не будет.
Эти картинки так бережно сохранились в тебе, что ты удивился сам их возникновению от вида сухих и непонятно почему казавшихся красивыми богатств. Похоже было, что и ты прижимал к себе эти камешки, как наверняка Ниночка сундучок, столько лет. А усомниться в этом у тебя не то что не было повода, но даже сама такая мысль ни разу не пришла тебе на ум.
Всё это было необычайно. Ты жил в тревожном ожидании чего-то, и когда начинал размышлять, писать тебе или нет, липкий страх сковывал душу, и ты каждый раз не мог ни на что решиться.
Наваждение длилось уже несколько недель. Выхода никакого не было…
Однажды ночью, часа в два, резко зашуршала бумага, и ты проснулся. Окна закрыты. Животных в доме не водилось… ты подумал сразу, что это во сне тебе показалось так явственно! Зажёг свет и сильно удивился: посредине свободного пространства пола лежал лист писчей бумаги с несколькими строчками. Как он слетел со стола, почему? Самостоятельно?..
Ты нагнулся, поднял его и, бормоча, начал разбирать свои каракули.
«Если бы человек знал, что ждёт его в результате любого действия, жизнь бы остановилась…» –