Не могу остановиться: Откуда берутся навязчивые состояния и как от них избавиться. Шэрон Бегли
s>Все права защищены. Произведение предназначено исключительно для частного использования. Никакая часть электронного экземпляра данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для публичного или коллективного использования без письменного разрешения владельца авторских прав. За нарушение авторских прав законодательством предусмотрена выплата компенсации правообладателя в размере до 5 млн. рублей (ст. 49 ЗОАП), а также уголовная ответственность в виде лишения свободы на срок до 6 лет (ст. 146 УК РФ).
Введение
Джон Мильтон писал «Потерянный рай», преследуя «скромную» цель – «оправдать перед людьми пути Господни». Работа над эпической поэмой продолжалась с 1658 по 1667 г., и бо́льшую часть этого времени автор был слеп. Каждое утро к нему по очереди приходил кто-то из близких – одна из трех дочерей, иногда племянник – и записывал под диктовку следующие 10 000 стихотворных строк о грехопадении человечества. Эти строки Мильтон шлифовал всю ночь и до рассвета держал в памяти. (На картине Михая Мункачи «Слепой Мильтон, диктующий поэму "Потерянный рай" дочерям» (1877), украшающей главное здание Нью-Йоркской публичной библиотеки, изображены Мэри, Дебора и Анна за столом напротив отца, готовые помочь одному из шедевров западной литературы появиться на свет.) В те дни, когда стенографистка запаздывала, сообщает анонимный биограф, поэт «сетовал, что ему невмоготу дожидаться дойки». Смысл этой сельскохозяйственной метафоры очевиден: словно корова, которую тяготит скопившееся молоко, Мильтон испытывал физическую потребность освободиться от обременяющих память стихов и не ведал покоя, пока они не лягут на бумагу.
У Хемингуэя потребность писать, судя по всему, проистекала из того же источника. С присущим ему лаконизмом, вдохновлявшим участников многочисленных конкурсов подражателей, он сформулировал это на свой лад: «Мне дерьмово, когда я не пишу».
Сочинения обоих порождены не только и не столько творческим импульсом, гением, не имеющим других способов самовыражения, кроме литературного текста. За ними стоит что-то еще – глубинное, темное и мучительное. Оба были вынуждены писать, обречены изливать слова на бумагу, чтобы терзающая их физическая боль оставалась переносимой. Впрочем, эта одержимость творчеством отнюдь не была для них изнурительной или даже разрушительной, а, напротив, принесла им литературное бессмертие. Нам это тоже пошло на пользу: поколения читателей обретают душевный покой в поэтическом повествовании о грехопадении и грядущем воскрешении человечества или вдохновляются самопожертвованием Роберта Джордана, останавливающего наступление франкистов.
Поведение людей вызывается великим множеством мотивов – от базовых влечений к пище и сексу до более сложных потребностей в повышении собственной значимости, заботе о репутации, альтруизме, сострадании, в таких проявлениях, как зависть, гнев, чувство долга, да и просто стремление к удовольствию. Однако ничто из этого не объясняет навязчивых состояний, при которых мы словно бы вынуждены – а то и обречены – вести себя определенным образом. Навязчивость, или компульсия, порождается настолько отчаянной, настоятельной, мучительной нуждой, что превращает человека в перегретый паровой котел: это напряжение, которое жизненно необходимо немедленно сбросить. Компульсия – это предохранительный клапан, выход для тревожности, аналог аварийной арматуры, защищающей трубопровод от разрыва при замерзании жидкости. Однако навязчивые состояния, хотя и дают облегчение, сами по себе очень некомфортны, и какая-то часть нашего существа страстно желает от них освободиться, тогда как другая столь же отчаянно этого боится.
Мы лихорадочно проверяем сообщения в смартфоне, едва окажемся в зоне доступа, лихорадочно пытаемся пройти уровень в видеоигре, безостановочно покупаем барахло, хотя его уже некуда класть и все предыдущие приобретения вызывают лишь разочарование… Мы не в состоянии от этого удержаться, поскольку, если этого не делаем, то испытываем беспокойство, вынуждавшее Мильтона механически твердить сложенные в уме строфы, а Хемингуэя – чувствовать себя дерьмово.
Термин «компульсивное поведение»[1] точно характеризует это состояние. Мы считаем «компульсивным», или навязчивым, поведение человека, который читает, пишет твиты, ворует, наводит чистоту, наблюдает за птицами, лжет, ведет блог, делает покупки, проверяет ленту в Facebook, постит фотографии в Instagram, ест или отправляет сообщения не просто часто, но с лихорадочностью, свидетельствующей, что он собой не владеет. По тому же принципу мы называем навязчивыми книги, причины и мотивы наших поступков, ТВ-шоу, мысли, споры, рекламу, мелодрамы, выступления политиков, которые создают что-то вроде черной дыры для нашего самоконтроля.
Их воздействие настолько мощно, что при попытке ему противостоять или отказаться от его источника мы испытываем тревожную дрожь (или что похлеще), унять которую возможно лишь одним способом – уступив принуждению. Навязанное действие диктуется внешним давлением или даже силой, зачастую против нашей воли. Навязчивое поведение порождается неодолимым влечением или неотложной нуждой, которые
От лат. compello – «принуждаю». –