Паломничество с оруженосцем. Тимофей Юргелов
клюнуть и нанести удар шпорами. Андрей отшвырнул его ногой, поспешил запереться в деревянной будке.
Вернувшись в дом, он заглянул на кухню: Гена тоже исчез, на полу лежал свернутый матрац. Андрей поставил на плиту чайник и сел к столу.
Только около одиннадцати послышалось какое-то шевеление, скрипнула одна из дверей, оттуда завернутая в простыню стремительно прошла в ванную нечесаная Сидхайка. Через четверть часа она, умытая, но все еще заспанная, с припухлостями под глазами, в юбке и футболке, появилась на кухне, конфузливо поздоровалась и предложила чаю. Он поблагодарил, сказал, что уже пил.
– Махатма еще не вставал? – спросил Андрей.
– Ой, боюсь, он сегодня не встанет… – Она быстро обернулась и снова отвернулась к раковине. – У него головка бо-бо. – И опять обернулась-отвернулась.
Вслед за Сидхайкой поднялась Матанга, не сказав ни слова, она ушла наводить порядок во дворе.
– Никто не водится со мной, – проговорила Сидхайка, как бы ища сочувствия.
– Я вожусь. А человеческие имена у вас есть? – спросил Андрей.
– Я Марина, она Света.
– Петух у вас злой – он что, на самом деле индийский?
– Нам его соседка отдала: драчливый… Ой, что это я секреты выдаю!
– А индус был?
– Индус был.
Несмотря на прогноз, Валера все-таки встал и, с трудом переставляя ноги, добрался до кресла.
– Тебе бы похмелиться сейчас, – сказал сочувственно Андрей.
– Нет, всё: я не пью. Вот чаю… – пролепетал страдалец, однако съел пиалу вчерашнего супа, выпил стопку водки и пошел спать дальше.
Дверь в спальню была приоткрыта, Андрей, проходя мимо, увидел, что Валера лежит на спине и глядит в потолок. На стуле рядом с кроватью виднелись бутылка минералки, початая пачка нитроглицерина и томик Кастанеды (Андрей уже видел у него вчера). Он постучал: можно? Тот кивнул и даже оживился.
– Ты обещал книги показать. – Он остановился у книжного шкафа, в изножии широкой кровати. Достал Чжуан-цзы.
– Как же хреново… – неожиданно простонал Валерик, Андрей обернулся.
– Что хреново? – спросил он.
– Да все. У тебя так бывает с похмелья: лежишь – и повеситься хочется?.. – продолжал гуру, глядя на Андрея какими-то вытянутыми кверху, странными глазами. – Такая тоска наваливается – пошел бы удавился…
– Бывало раньше…
– Лежишь, как раздавленное животное – а тоска, нечеловеческая, первобытная… И это может продолжаться и день и два, а кажется: пяти минут не выдержишь – сейчас пойдешь удавишься. Только лень вставать веревку привязывать…
Косые глаза выражали, скорее, удивление, и противоречили тому отчаянию, которое прозвучало в голосе гуру.
– Я потому и пить бросил, что удовольствие как-то быстро стало пролетать, а похмелье наоборот тянется до бесконечности, – сказал Андрей.
– Это возрастное, я