Паломничество с оруженосцем. Тимофей Юргелов
Светозар. Кто-то тут же снял гитару с сучка обгорелого дерева и протянул Стоногину.
Главный «Осведомителя», улыбаясь, продолжал разговор с телеведущим и уже подкручивал колки на грифе.
– Все к костру, все к костру! – закричал Самуил Светлоокий, собирая публику.
Над темно-синим лесом на том берегу догорал опаловый закат, казавшийся тусклым в свете костра. Искры улетали с треском в прозрачное зеленовато-голубое небо, и опускались вокруг черными хлопьями.
Стоногин подождал, когда застелют бревно брезентом, ─ сел, расставив жирные ляжки. Рядом присела скво тоже с гитарой, и они, взглянув друг на друга, взяли аккорд… Голос у главного был слабый, гнусавый, но пел он самозабвенно, притопывая ботинком. Сначала они исполнили «Солнышко лесное» – все, сидевшие и стоявшие вокруг костра, сразу обнялись, стали раскачиваться в такт песне и подпевать. Андрей увидел Зою, она сделала ему знак присоединяться, но он покачал головой. Потом запели «как здорово, что все мы здесь сегодня собрались», и толпа начала раскачиваться и подпевать с еще большим энтузиазмом. Какой-то пьяный голос старался перекричать всех, выводя истошно вместо «собрали́сь» – «нажрали́сь».
Андрей хотел сразу уйти, но тут ему пришла одна мысль, которую он намеревался проверить. Для этого ему нужен был Стоногин, поэтому он решил дождаться конца номера.
Он отошел к краю косогора. Здесь было уже темно. Бурый отсвет костра едва освещал траву и обрывался чернотой. Несмотря на то что впереди ничего не было видно, чувствовалась пустота под ногами. Дальше снова поблескивала внизу река. А выше, над черным лесом на том берегу, синела узкая полоска – все, что осталось от вечерней зари. Маленькие тусклые звезды повисли над головой. По берегу краснели точками костры рыбаков.
Шагах в десяти остановился еще кто-то и стал мочиться.
– Что они делают, а? что делают!.. – по голосу Андрей узнал Макса. – Обязательно надо собраться, сбиться в кучу, – и раскачиваться из стороны в сторону!.. Собраться – и раскачиваться…
– Я им устрою сегодня перформанс! – сказал второй пьяный голос, который тоже показался знакомым.
– Нет, зачем они раскачиваются, скажи? Зачем обязательно надо раскачиваться, а? – туда-сюда, туда-сюда…
Андрей дождался, когда они уйдут, и тоже вернулся к костру.
Там перестали раскачиваться. Стоногин положил гитару и отошел покурить. Но тут же вскочил, пошатнувшись, поэт Шкворень и вытянул вперед руку:
– Нью по́эм! «Низвержение в Мальстрем» (подразумевается мейнстрим), – провозгласил он с гневом, глядя остановившимися, расширенными зрачками в огонь. И рявкнул: – Всё, тихо!
– Мы тебя слушаем, Иван, – сказал, как можно спокойнее, Светозар.
Шкворень опустил руку, а потом поднял ее медленно над головой, начал:
И все-таки мы падаем в Мальстрем —
Летим, опустошенные паденьем.
&n