Приключения на острове Чардым. Юрий Валентинович Казаков

      А романтика сразу и пошла. Барка шла к причалу с острова, на носу девушка, точно, на самом носу на скамеечке сидит и вдаль-вперёд смотрит. Издалека так на Митька и смотрит. Видит Митька, на него она смотрит, и он на неё загляделся…

      Волосы коротко стриженые, соломенно-жёлтого цвета, футболка белая, обтягивающая красиво всё, ниже – чёрное, но как там, в чёрном то, не видно пока. Видно, что улыбается. Может просто от настроения от хорошего, или от погоды от замечательной, а может, заметила, что Митька на неё уставился и головой даже не шелохнёт. Точно, Митьку улыбается она, кивнула ему головой так приветливо, будто именно его и ждала, будто за ним приехала-встретила…

      А на кого же ещё смотреть то, кроме Митьки бабка одна старая на автобусе том прибыла, ну не на неё же этой красавице смотреть… Рулевой барку подвёл к мосткам хлипким, что причалом гордо называли, моторист грязный, как чёртик и молоденький, моложе Митька нашего, выскочил откуда-то снизу, канатом-концом закрепил барку к причалу и к бабке подскочил…

      – Бабуля! Давай помогу…

      И сумари бабки той с баулами перетаскивать от автобуса в барку стал. А Митька так и не придумал пока с чего же разговор с этой дамой-барышней начать.

      Вдруг собачка от ног её, девушки этой собачка, как Митька на борт поднялся, так и кинулась брюки Митьковы обнюхивать. Белая такая, пушистая собачка, шерсть-волосы глаза закрывают собачке, носом смешно туда-сюда. Выручила собачка Диму. Дима и подсел рядом к той, от кого взгляда оторвать не мог, и спрашивает:

      – Девушка, а как собачку Вашу зовут?

      – Лесси её зовут, а меня Марина…

      – Марина? А меня Дима…

      Митёк осмелел сразу, взгляд его остановился на часиках на руке Марины. Что-то было не так…

      – Мари, а что это у Вас часы отстают?

      И за руку взял её, Марину эту, от неожиданности…

      – Я не Мари: – девушка ему ответила, – а если тебе, Дима, трудно много букв выговаривать, зови меня просто Маша!

      А руку она так и не попыталась вынуть из Митькиной руки. А Митька и забыл про вопрос свой, уставился на неё и всё… Уже и чёртик-моторист конец, в смысле, канат, отвязал, и мотор запустил, рулевой уже пошёл в обратный путь к острову на барке этой, бабка ухмыляться начала… Митькин же организм блаженство испытывал, никогда ему хорошо так не было… Всё куда то ушло-улетучилось. Глаза эти, карие, громадные, с поволокой улыбчивой поощряли и успокаивали его, руку Машину он не заметил сам, как нежно поглаживать начал. Моторист рулевым переглядываться начали и похихикивать… Надо же! Ведь явно только что познакомились эти двое. Познакомились при них и молчат, друг на друга вылупились, рты свои в улыбках оставили. Переглядывались-посматривали моторист и рулевой на них, да надоело им. Стоп кадр получился. Не шелохнулись они, двое эти, он и она. Потом и бабка в пол уткнулась, рулевой за курсом следить начал, а моторист вниз куда то унырнул…

      А эти двое… Ну что там Маша-Марина думала, не знаю я. Может она представляла, как этого смешного юношу в светлом и неуместном его здесь костюмчике переодеть надо по её вкусу. Может именно об этом она и думала. Несуразные брюки у костюма его были, с отворотами внизу, никто не носил так тогда. Или она хотела уже вместе с ним перед сестрой своей в Саратове покрасоваться. Поинтересней он, Дима этот, чем муж у сестры её выглядел, и причёска у этого модная оказалась. Короче, не могу я сказать, что в голове у этой Марины было, никак не могу. Хоть я и автор, но неведомы мне все мысли героев своих. Но про Митьку могу сказать.

      – Ничего он не думал. Н И Ч Е Г О. Просто ему было хорошо. А что дальше было, или точнее, что будет, так завтра и узнаете, когда завтра это настанет здесь.