Траектории СПИДа. Книга первая. Настенька. Евгений Николаевич Бузни
мой силой, оказываешься с ним один на один без какой-либо опоры и уж вынужден плыть во что бы то ни стало, плыть пока есть силы, плыть в надежде добраться до берега, который пока не виден, но обязательно есть в какой-то стороне.
И вот как я доплыву, а что доплыву, не сомневаюсь, и как выберусь на сушу – то ли меня выбросит взбученной волной и опрокинет на скалы, то ли выкатит на ласковый жёлтый песок – этого я совершенно не знаю.
И второе примечание не менее важное. Со словом "СПИД" я впервые познакомился давно, ещё тогда, когда оно имело для меня, как и для многих, лишь одно английское значение – в переводе с английского это слово означает "скорость". Есть, правда, и другие значения, но это главное.
Впервые приехав в качестве переводчика в Африку и разъезжая по африканской саванне в лэндровере, мне часто приходилось просить водителей то увеличить, то снизить скорость движения в зависимости от обстоятельств и потому естественно употреблять выражения, относящиеся к слову "СПИД" – "скорость".
Однако где-то в 1984 году, находясь опять-таки за границей, правда уже в Азии, мне стало попадаться на глаза в советских газетах, которые мы получали хоть и с опозданием, но регулярно, слово "СПИД" на русском языке, но с очень зловещим смыслом. Оно, к сожалению, не имело моего любимого значения "скорость", являвшегося всегда основой моей стремительной, боящейся остановок, жизни, а напротив, грозило всем непонятной и, кажется, незаслуженной остановкой по причине откуда-то взявшегося на голову бедного человечества непознанного наукой синдрома приобретенного иммунного дефицита, обозначенного акронимом СПИД.
Очень скоро мне не стало казаться случайным это совпадение названия страшной болезни и английского слова "скорость", ибо распространение болезни, соответствуя значению его английского эквивалента, шло по планете с огромной скоростью.
Но одновременно со СПИДом – болезнью в нашем любимом обществе – Человечестве с большой буквы – рождались другие болезни не менее жестокие, не менее разрушительные, но развивавшиеся и развивающиеся поныне с ещё большей скоростью, но по своим собственным законам, то способствуя собой развитию других болезней, то своей жестокостью отвлекая временно внимание от других, может быть чем-то менее жестоких болезней, но никогда не устраняя ни одну из них. Если бы можно было построить на бумаге графики их скоростей, то траектории были бы совершенно разными, но со множеством точек соприкосновения и пересечения. Вот что меня беспокоит.
Однако в путь. Лодка отпущена, а берег ещё, ой, как далеко. Поплыли же.
МОСКВА 1 9 8 7 ГОДА
После обеда, ближе к вечеру, погода обещала оставаться хорошей. Светило солнце.
Летом тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года предатели ещё не предали открыто своих кормильцев, казнокрады и взяточники, волею случая попавшие в тюрьмы, ещё не знали, что скоро выйдут из них и возьмут своё сторицей, будущие тысячи и миллионы торговцы на улицах ещё не знали отчего у них чешутся руки и скрежещут зубы, Ельцин не стал пока господином и не успел ещё услышать в свой адрес поднявшей его популярность фразы Лигачёва "Ты не прав, Борис", которая расхохотала тогда многих, но по сути была пророчески верной, Ельцин тогда ещё только готовился выступить против Горбачёва, который тоже не успел к тому времени раскрыть все свои перестроечные карты, и потому великая могучая страна просто не могла знать о готовящихся катаклизмах и по-прежнему верила, что их партийный и государственный лидер Горбачёв действительно собирается осуществлять именно то, что, размахивая руками, любил провозглашать прилюдно то с трибуны съезда, то остановившись будто случайно на улице какого-нибудь центра индустриального региона. Так что в пятницу, с которой начинает развиваться наше повествование, Москва во второй половине дня начинала спокойно, как обычно, расползаться по пригородным дачам.
Во многих-многих столичных учреждениях за несколько часов до конца рабочей недели уже нельзя было практически решить почти никакие вопросы из-за того, что одни служащие уже уехали будто бы по делам, а на самом деле по направлению к своим дачам, другие уже собираются туда же, третьи ничего не могут сделать без первых и вторых. Но это отнюдь не значит, что жизнь останавливалась или ломалась в такие часы. Деловые люди давно привыкли к установившемуся издавна порядку (точнее беспорядку) и не назначали решение важных вопросов на столь неудачное время, хорошо получить продвижение в центре.
Служители бесчисленных министерств, главков, кабинетов, контор или офисов, как их теперь называют знающие и не значащие английский язык, творческая интеллигенция редакций, издательств, советов, комитетов, жёны начальников и мужья начальниц, их родные и близкие, друзья и знакомые, подпевалы и запевалы, словом, белая кость многомиллионнонаселённого сложнейшего механизма огромного тела государства с большим неудовольствием вспоминали то недолгое время, когда у руля страны вместо киселеобразного, шамкающего вставной челюстью, многолетнего пловца по течению, позволявшего расслабляться себе и всем на тысячи километров вокруг, вдруг появился совсем не такой, к каким привыкли, а именно совсем другой – спокойный, собранный, тихоголосый, но удивительно твёрдый