Наставления бродячего философа. Полное собрание текстов. Григорий Сковорода
походка, движения, еда, питье, короче говоря, вся жизнь направлена внутрь… Они не стремятся за летающими тварями за облака, но заняты единственно своей душой и внимают самим себе, пока не приготовят себя как достойную обитель Бога. И когда Бог вселится в их души, когда воцарится в них, тогда тó, что толпе представляется чем-то невыносимым, ужасным, бесплодным, будет для них божественным нектаром и амброзией, кратко сказать – „веселие вечное“ и т. д.»[1]
Пройдут годы, и постаревший Ковалинский, завершая написанную в назидание потомкам «Жизнь Григория Сковороды» (наиболее полный и достоверный источник сведений об украинском мыслителе), почтит память учителя и друга такой вот стихотворной эпитафией:
Ревнитель истинны, духовный Богочтец,
И словом, и умом, и жизнiю Мудрец;
Любитель простоты и от сует свободы,
Без лести друг прямой, доволен всем всегда,
Достиг на верх наук, познавши дух природы,
Достойный для сердец пример, Сковорода.
Здесь природа – не только мироздание с его обязательными и неукоснительно работающими законами, но и сокровенная суть человека, а наука – прежде всего самопознание, забота о своей душе, выявляющая, опознающая, дающая возрасти и осуществиться этой сокровенной сути.
Оставшийся в народной памяти «старец», бессребреник, нищий и бездомный странник, «любитель священныя Библии» Григорий Саввич Сковорода был одним из самых образованных людей своего времени. Гонимый недоброжелателями и клеветниками, не желавший ни ловчить, ни прислуживаться, он всегда находил возможность реализовать свою великолепную внутреннюю свободу вовне и отстоять собственное достоинство пред сильными мира сего, – мира, ловившего его клейкими тенетами страстей и соблазнительных компромиссов. Поэт, песни которого долгое время после его смерти пели соотечественники; педагог, чьи ученики, друзья и знакомые собрали в 1803 году нужную сумму денег для основания Харьковского университета; принципиальный космополит, гражданин мира, нежно любивший «мать-Малороссию и тетку-Украину»; мудрец и мистик, неустанно ведущий в сердце «духовную брань», взыскующий Града Невидимого, Горнего Иерусалима, с мучительной остротой переживающий трагическую двойственность бытия:
Мiр сей являет Вид Благолепный.
Но в нём таится Червь неусыпный. (…)
Горе ти, Мiре! Смех вне являеш.
Внутр же Душею тайно рыдаеш.
Образ Сковороды очень рано становится объектом мифологизации, это заметно уже в воспоминаниях Ковалинского.[2] На протяжении ХIХ – к началу ХХ в. складывается один из самых важных сюжетов «сковородиновского мифа»: первый отечественный философ, зачинатель национальной философской традиции…[3] Рассказывают, что Владимир Соловьев читал друзьям «Краткую повесть об Антихристе», сидя под портретом своего предка – Сковороды. «В лице Сковороды происходит рождение философского разума в России; и в этом первом же лепете звучат новые, незнакомые новой Европе ноты, объявляется определенная вражда рационализму, закладываются основы совершенно иного самоопределения философского разума», – писал, разрабатывая концепцию оригинальной русской философии, Владимир Эрн.[4] Многозначительным упоминанием украинского мудреца завершает свой знаменитый роман «Петербург» Андрей Белый. «Григорий Саввич Сковорода примечателен, как первый философ на Руси в точном смысле слова, – итожил в эмиграции о. Василий Зеньковский. – (…) Хотя Сковорода в своем развитии чрезвычайно связан с церковной жизнью Украины, но он далеко выходит за ее пределы и по существу созвучен общерусской духовной жизни».[5]
Сковороду называли харьковским Диогеном, нашим Пифагором и Ксенофаном, степным Ломоносовым и т. п. В советское время его предупредительно выдавали за материалиста и атеиста и чуть ли не предтечу марксизма-ленинизма. Некоторые представители украинской эмиграции писали о Сковороде как о создателе «украинской национальной идеи». Сейчас иные горячие головы сравнивают его с Кьеркегором, Хайдеггером, Поппером, Хинтиккой и даже с Буддой, Христом и Магометом! Впрочем, всегда находились и те, кто наотрез отказывались признавать в Сковороде философа, видя в нем лишь странствующего глашатая тривиальных моральных постулатов, полу-еретика, полу-сектанта.
Сам Сковорода, судя по всему, осознавал себя философом, «Сократом на Руси», и для этого были определенные основания. Он вел со своими учениками сократические «дружеские беседы», темой которых были человек и его воспитание в добродетели, самопознание, душевный покой и счастье как результат следования своей внутренней натуре, «сродности». Умело, с хорошим педагогическим тактом вводил собеседников в мир многовековой европейской культуры, в которой он, представитель позднего барокко, чувствовал себя как дома. У него был и «демон», схожий с сократовским, внутренний голос (по определению Сковороды – «внутренний ангел предводитель во всех делах»). Как и Сократ, Сковорода принадлежал к тому
См.: Марченко О. Некоторые замечания о восприятии личности и учения Григория Сковороды в России XIX-XX вв. // Созидающая верность: К 90-летию А. А. Тахо-Годи. М., 2012. С. 147–160.
См.: Марченко О. В. Григорий Сковорода и русская философская мысль XIX–XX вв. Исследования и материалы. Часть I. М., 2007.