Рубеж. Алексей Гридин
тишь да гладь, да Божья благодать.
– Деда, а что, если поднять восстание и правительство поменять, от этого лучше будет? – спросил Дениска, полагая, что история закончилась.
– Как тебе сказать, внук, – задумчиво протянул дед. – По крайней мере, нам тогда так казалось. Ты в реферате про это лучше не пиши. Учительница скажет: мол, больно умный. На самом деле от ситуации зависит, но об этом вам еще в школе расскажут. Сейчас нам важно то, что старшина Сидоров в виде поощрения направлен был в офицерскую школу, закончил ее и долго еще служил Земной Федерации.
И с этими словами отставной контр —адмирал Иван Андреевич Сидоров вновь затянулся дымком из любимой трубки.
…умирает последней
На пустыре за рыжими от ржавчины гаражами Лелик и Барбос учили чурку. Чурка стоял на коленях у облупившейся стены трансформаторной будки. На стене за его спиной оставшееся неизвестным дарование когда-то изобразило приветственно растопырившего лапы медведа, а другой точно такой же гений, явно только-только переваливший границу периода полового созревания, пририсовал медведу гигантский член. Поставленная на колени жертва страдальчески тянула:
– Ну за что… Отпустите меня…
Совсем недавно Лелик с Барбосом, в меру синие в связи с окончанием учебной недели, подцепили парочку девиц на углу Рылеева и Тверской, известном, как Шмарный перекресток или просто шмарник, и бодро топали в сторону дома. Девицы, кстати, были вполне ничего себе, а то на шмарнике иногда попадаются больные, и даже, судя по слухам, можно порой мутантку встретить. Не удивляйтесь, времена трудные, всякое случается, а больным и мутантам тоже жить хочется.
Я шел чуть позади и слушал, как пацаны виртуозно увешивают лапшой прелестные девичьи ушки. Тут нас обогнал тот самый чурка, над которым они сейчас куражились.
Темно-серый комбинезон с оранжевыми вставками, втянутая в плечи голова, настороженный взгляд зверя, каждый миг готового к травле… Кажется, он работал здесь дворником. Смутно-смутно, где-то на грани между правдой и неправдой, маячило в сознании, что раньше дворником у нас был старый дед, длинный, тощий и сморщенный как высохшая до каменной твердости селедка. Но он куда-то исчез, то ли умер, то ли переехал, и убирать двор взялся этот чучмек.
Многие, кстати, исчезли. Была война, потом, говорят, на какой-то атомной электростанции рвануло почище твоего Чернобыля, и через какое-то время оттуда полезли мутанты. Сам я своими глазами их не видел, но Санька Кацман, попавший на срочку в те края, вернулся домой, не дослужив почти полгода – комиссовали по дурке. Когда на него на краткий миг снисходило просветление, Санька, еле шлепая губами и с трудом подбирая слова, мычал такое, что потом ночью снились кошмары. Не раз после Санькиных рассказов я просыпался с криком, хотя вряд ли смог бы внятно ответить на вопрос, что же видел во сне.
С другой стороны, вот были люди – и вот их не стало. Только изредка,