Общество как договор между сильными и слабыми. Очерки по экономике истории. А. С. Скоробогатов
людьми территории, распределение и рост населения подчинялись иным эмпирическим закономерностям по сравнению с индустриальной эпохой. Подобно экономическому росту, рост населения в доиндустриальную эпоху был весьма умеренным, будучи подвержен при этом спадам, нередко уничтожавшим плоды предшествующих подъемов; в индустриальную же эпоху рост населения (как и дохода в западном мире) стал качественно иным по своим темпам.
В соответствии с ростом населения происходило и заполнение территории. Подавляющая часть мирового населения «собиралась вместе, как кораллы» [Бродель, 2006а, с. 27]. И хотя темп расползания населения по территории резко увеличился в индустриальную эпоху, значительная часть суши до сих пор остается неосвоенной. Следовательно, всякое давление населения на ресурсы во все времена, в принципе, могло быть снято колонизацией, поскольку всегда имело сугубо местный характер. Поэтому периодически возникавшие мальтузианские кризисы никогда не имели характера планетарного явления. Они обычно были результатом местного давления на ресурсы при невозможности его ослабить из-за тех или иных преград для перемещения населения. Это приводило к разнообразным катаклизмам, уменьшавшим численность населения, – голоду, эпидемиям, войнам, смутам и преступлениям, природным бедствиям.
Все это происходило из-за относительной редкости ресурсов. Голод – от относительного избытка населения, но – важная оговорка – избытка на данной территории. Голод содержит в себе призыв к изменениям в отношениях с окружающей средой: можно сократить число ртов, но можно и расширить используемое пространство или произвести изменения в рационе[5]. Иными словами, голод – это не непременно претензия к численности населения. Эпидемии наносят удар по большим скоплениям людей, в частности от них должны страдать города. Но ведь скученность говорит не столько о численности населения, сколько о его распределении, и подверженность эпидемиям – отрицательное последствие скученности, которое люди терпят ради ее потенциально еще более значительных положительных последствий в виде выгод от торговли и разделения труда.
Природные катаклизмы нередко связаны с тем, что люди поселились на плохих местах по причине занятости мест хороших. Природные бедствия на первый взгляд отражают тот факт, что люди последовательно занимают худшие земли. Но, как и голод, это можно считать призывом к изменениям отношений между человеком и природой: изменения среды обитания или ее использования – вот ответы на катаклизмы, альтернативные уменьшению численности. Например, ответом на наводнения, как в Петербурге в течение большей части его истории, может быть строительство дамбы. При систематических засухах, как в российской черноземной полосе, возможны создание ирригационных сооружений или изменения в выборе возделываемых культур.
Все это говорит о возможности очень широкого спектра соотношений населения и ресурсной базы, на одном конце которого
Сюда следует добавить еще одну возможность. По Мальтусу, минимум средств существования задает равновесную численность населения, так что превышение равновесного уровня ведет к катастрофам, возвращающим население к равновесию. Фогель же развивает эту идею, предполагая множественность таких равновесий, допускающих различную численность населения при одном и том же предложении продовольствия. Рост населения при фиксированном предложении продовольствия не обязательно сопровождается катастрофой, а скорее может вызвать уменьшение среднего размера тела и рост смертности [Fogel, 2004, р. 27].