Русь в огне. Алексей Николаевич Наст

      Курултай длился не первый день. Орду, куда хватало взгляда, пестрело юртами и шатрами. Людей было видимо– невидимо. Резалось и съедалось громадное количество скота, поглощались тысячи пудов проса, риса, пшена, выпивалось море кумыса и рисовой водки.

      После громогласного объявления победы над империей Цзин и величания великого победителя – хана всех народов Угедэя, начались бесчисленные церемонии раздачи подарков отличившимся и пиры. Ели и пили дни напролёт. Состязались багатуры, пели сказители. Кроме Угедэя, лавры пожали: тень брата, подлиза Тулуй, старый монстр Субедей и задавака Саритай, усмиривший Корею.

      Чингизиды веселились, вели отвлечённые беседы о делах подчинённых улусов, вспоминали о прошлых войнах, но не говорили о главном – куда понесут монгольские кони тысячи всадников, освободившихся для новых завоеваний. Тут предстояли торги и большие интриги, к ним и готовились.

      Бату был решителен – за него первая воля Чингисхана, высказанная Джучи: «Иди на запад, и покори все народы и земли, куда ступят копыта монгольских коней». Джучи умер, а наказ деда перешёл внуку – хану Бату.

      Но у сыновей Чингисхана Чагатая и Тулуя были свои планы, а хану Угедэю было всё равно, куда послать воинов – любая завоёванная земля будет починяться ему, любая захваченная добыча в положенном количестве прибудет в Каракорум.

      А пока чингизиды и их приближённые нойоны ели и пили, величали героев и восхищались багатурами. Так будет до зимы. Потом начнутся облавные охоты, где каждый хан и нойон будет показывать выучку своих тысяч, и, между делом, активно вербовать сторонников за начало войны в выгодном только ему направлении. Потом придёт весна, зазеленеет свежая трава в степи, вот тогда-то, на новом курултае, и решат чингизиды, куда повести воинов, а хан Угедэй объявит во всеуслышанье начало великого похода. Тогда его воля станет непререкаемым законом!

      Бату приехал в Каракорум в сопровождении братьев Орды, Берке и Шибана, оставив улус на Беркечара. Пусть младший братишка потешит себя мыслью, что в его юных руках поводья великого улуса Джучи – приближённые наставники– советники не дадут натворить глупостей, да и гонцы от ставки до Каракорума долетают птицей – Бату всё знает, всегда готов отправить повеление.

      Как только огромная процессия из нойонов и тысяч воинов гвардии, верблюдов, гружённых подарками, и быков, запряжённых в повозки с юртами и шатрами, прибыли в орду великого хана, Берке сразу пропал из поля зрения. Бату даже заскучал – Берке, всегда деловитый, въедливый, мешал предаваться радостям жизни, а тут, с его отсутствием, словно что-то исчезло, очень важное и необходимое.

      После свиданий с дядьями: великим Угедэем, Тулуем и постаревшим, присмиревшим Чагатаем, Бату часто проводил время в обществе Шибана. Орда, всегда чуравшийся близких отношений, среди множества чингизидов был в надменном одиночестве или в сопровождении нойона Бурундая. Чем привлёк брата этот нойон?

      Бату был полон решимости осуществить задуманное – он внук Чингисхана, а великий дед повелел покорить богатые и заносчивые народы на западе, и он, Бату, поведёт всемонгольское войско в большой поход, и завершит начатое великим предком! Отец Бату хан Джучи оказался не способным к великим завоеваниям – он предпочитал мирно кочевать в бескрайней степи или предаваться охотничьим забавам. Таков сейчас Чагатай. В молодости был кровожадный волк, а теперь братья оттёрли его от власти, приучили к замкнутому степному одиночеству. Но сыновья Чагатая не такие – они рвутся в бой, они жаждут завоеваний. Таков и Бату! Как знать, если бы отец не умер молодым (Джучи умер раньше Чингисхана), может он и сам выполнил завет. Бату помнил отца, не чётко, но… Юность прошла под присмотром деда. Дед именно ему, Бату, а не старшему Орде, власть в улусе отца. Поэтому он просто обязан вытребовать всемонгольский поход в земли половцев, булгар и орусутов!

      Братья знали, чего желал Бату. И они хотели того же. Потому, активное сближение Берке с сыном Тулуя Мунке Бату не настораживала – хитрый братец решил привлечь Тулуя, воздействуя на его любимца. Шибана Бату часто подсылал к сыновьям Чагатая Бори и Кадану, но те при Шибане разговоров о предстоящем походе не вели. Им было за что бороться – Чагатай, всё время твердивший о поддержке похода на запад, как-то проговорился, что имеет идею всемонгольского похода на Ближний Восток, в Рум и на Кавказ. Если монголы пойдут на юг, их поведёт или Бори, или Кадан – один из сыновей Чагатая, а завоёванные земли войдут в улус чагатаидов. Хитры, ох, хитры…

      На очередном пиру, в гигантском шатре великого хана, Бату сидел на мягких подушках у огромного дастархана, внимательно следил за «противниками».

      Что-то долго не было любимца Бату, нойона Аяна. Бату благоволил ему, ибо тот, не только всегда ловко и хорошо выполнял посольские поручения, которыми он ведал, но и был верным, открытым человеком. Такие люди нравились Бату, их