Старчество в годы гонений. Преподобномученик Игнатий (Лебедев) и его духовная семья. монахиня Игнатия (Пузик)
научный, технический, сельскохозяйственный. И человек, который не мог быть убежден словом сверхопытного совета, сражен бывал словом практического характера, уходил с удивлением и недоумением, и опять уж в следующий раз приходил со смиренной душой, складывая оружие своего мудрования у ног батюшки. А батюшка, и вида не показывая, что привлек овечку в ограду Христову, опять все так же тихо, незаметно окрылял душу, возжаждавшую Господа.
Так постепенно вокруг батюшки обнаружился круг лиц, которые возжелали все оставить по его слову, чтоб искать на земле только единого, – все больше юные души, еще не узнавшие полностью жизни с ее неизбежными скорбями. Здесь были и семейные, которые в батюшке имели своего отца и печальника, вникающего внимательно во все горести их положения: нужду, болезни детей, их воспитание. Были представители интеллигентных профессий, которые в батюшке находили себе советчика, своего благодатного покровителя, который, не отрывая их от основной работы, учил, что прочно только то, что делается о Господе. Приходили к батюшке и монашествующие со своими иноческими скорбями и томлениями, в нем они имели точно столп и защиту. Были здесь и пожилые люди, которые в батюшке, младшем их по возрасту, видели отца и благодетеля; со слезами, крестясь, уходили они от него, сознавая, что им еще много нужно учиться тому, о чем говорил батюшка, зная, что они хотя и стары, но не опытны в добродетели; многим хотелось очистить душу, жажда покаяния связывала их с батюшкой неразрывной любовью. Приходили и те, которых мучила совесть, и они, изнемогая под бременем ее мучения, приходили для того, чтоб облегчить ее, получить поддержку, попросить о помощи, приблизиться ко всеисцеляющей благодати в таинстве покаяния.
И вот все эти люди в конце вечерней службы вереницей тянулись на клирос к батюшке, терпеливо ожидая своей очереди; тихо и медленно поднималась рука батюшки, благословляя народ; некоторые уходили, удовлетворенные полученным благословением, другие шептали два-три словечка, некоторые в стороне дожидались, чтоб получить исчерпывающий ответ на свои вопросы. Тихо мерцали лампады перед иконами длинного храма-корабля в честь Боголюбивой Божией Матери, тихо было среди многочисленных гробниц, стоящих рядами по обе стороны у окон; служба кончалась, народ постепенно тихо расходился, прикладываясь к большому старинному распятию в конце храма.
Но деятельность батюшки не во всех находила себе сочувствие. Были голоса среди народа, которые говорили, что рано он начал старчествовать; были скорби и от братии. Но батюшка, который принимал делание свое как послушание, данное ему Богом и благословением архиерейским, терпел эти скорби разумно и с рассуждением, находя во всем и всегда повод для спасительного самоукорения. Таковым соблазняющимся можно было бы ответить словами преподобного Петра Дамаскина: «Не всякий, кто стар летами, уже способен к руководству, но тот, кто приял дар рассуждения».
Обладая слабым здоровьем, батюшка совершал литургию только