Неизвестный Пушкин. Записки 1825-1845 гг.. А. О. Смирнова-Россет
и даже весел. Михаил Павлович сказал ему, что следствие над X. кончено; оказалось, что X. оклеветан, в полку не найдено ни беспорядков, ни казнокрадства. Великий Князь сам производил следствие. Офицеры, унтер-офицеры и старые солдаты были возмущены тем, что оклеветали их полковника. Один из старых солдат с шевронами сказал Великому Князю: «Нам завидуют, что у нас такой полковник, и хотят отнять его у нас».
Все это привело Государя в хорошее настроение. Великий Князь провел вечер у Императрицы; министров не было. Нессельроде пришел только на минуту, чтобы прочитать Его Величеству депешу, так как в этот вечер отсылают курьера в Вену и Нессельроде отправился, чтобы отпустить его. Государь пришел к Императрице в 9 часов. Войдя, он сказал ей:
– Сегодня вечером я в отпуску. Могу отдохнуть.
– Тем лучше, – ответила Императрица, – это так редко. Когда К. П., К.Т. и другие у вас, то остаются до самого ужина.
На вечере были: Жуковский, Сесиль Ф.[144] и Виельгорский, пришедший, чтобы читать; я дежурила. Другие фрейлины, родители которых живут не во дворце, ездят к ним, ездят и в театр гораздо чаще меня, так как театр вызывает у меня мигрень; я езжу только на очень хорошие пьесы, а главное, на хорошие оперы[145]. Императрица так добра, что часто спрашивает у дежурной фрейлины: не желает ли она быть свободной вечером, и избавляет ее от вечернего дежурства, а я дежурю так охотно! Я всегда могу позже поехать к Карамзиным или сделать вечер у себя на «чердаке»[146]. Императрица, отпуская меня, часто говорит: «Я полагаю, что вы с Жуковским едете к милым Карамзиным. Пожелайте от меня Екатерине Андреевне всего хорошего».
Вчера Его Величество заставил меня прочесть строфы из «Евгения Онегина», доверенные мне Пушкиным. Находят, что я читаю хорошо. Государь был доволен чтением, он терпеть не может напыщенности. Он спросил меня:
– Составляют ли эти стихи конец песни? Мне кажется, что последняя песня, которую я читал, была закончена.
– Это наброски, Ваше Величество, – ответила я, – Пушкин только хотел, чтобы вы прочли их на случай, если он напишет еще главу, куда они войдут. Он утверждает, что часто видит во сне стихи и что они одни только и хороши.
Государь улыбнулся:
– Скажите ему от меня, что я прошу его видеть таких снов побольше, так как для русской поэзии это прекрасные сны.
Тогда я сказала:
– Пушкин говорил мне, что русский язык алмаз и что он подходит ко всякого рода поэзии.
Государь опять улыбнулся:
– Алмаз для того, кто умеет его гранить.
Он оставил у себя стихи, чтобы перечитать их.
Императрица передала мне стихи Пушкина от Государя, уехавшего в Гатчину на чьи-то похороны. Она заставила меня перечитать эти стихи и объяснить то, что нехорошо понимала. Затем она сказала мне, что удивляется, как мало восхищаются талантом Пушкина, что в Германии Шиллер и Гёте прославились очень быстро, а русское общество слишком равнодушно к родной литературе. Она, которая так любит великих немецких поэтов и знает наизусть множество стихов
Моя мать почти всегда упоминает о присутствующих лицах. Сесиль, друг молодости Императрицы баронесса Фридерихс (рожденная графиня Туровская). Она приехала в Россию и вышла замуж за барона Фридерихса, одного из шталмейстеров двора. Его служба была очень хлопотливая, так как обер-шталмейстер бывает всегда старик и появляется только на больших церемониях, как и обер-шенк, обер-камергер, обер-церемониймейстер, обер-егермейстер. «Equerry» английского двора также многочисленны. В деревне приглашали по вечерам мало народу, только близких. Именно на таких вечерах велись долгие разговоры, особенно в деревне, тогда как в городе приглашалось по вечерам много народу.
М-me де Ховен смотрела заранее русские, французские и немецкие пьесы, чтобы судить, могут ли смотреть их молодые девушки, и сопровождала их в большую царскую ложу против сцены. Боковые ложи в бенуаре и в бельэтаже направо от сцены предназначались для царской фамилии. Налево от сцены – ложи министра двора и директора императорских театров (в бенуаре). Царская фамилия часто ездила в нижнюю ложу. Великие Князья и Великие Княгини ездили в эту ложу, а также и в среднюю.
Фрейлины жили в третьем этаже, но так как комнаты во дворце очень высокие, то фрейлины говорили: «Мы живем на чердаке». По числу ступеней это равнялось 5-му этажу.