Побочные. Юлия Келлер

      Часть первая. Марфа

      Глава первая. Сон

      Лёжа на полу, я вижу, как Хиросима, девушка с волосами малинового цвета, моет в раковине свои огромные красные туфли. Зеркало отражает её в точности такой, какая она есть. Рост средний, даже несколько ниже моего. Невозможно худая. Клетчатый пиджак, красная футболка с изображением гравюры укиё-э1, тёмно-синие шорты, белые носки с кружевами и чёрная широкополая шляпа. Будто бы она подросток, разгуливающий по Харадзюку2. Волосы, уложенные, точно как у куклы кокэси3. Изящное лицо. И губы тоже накрашены, как у гейши. Это делает её великолепно неподражаемой. Это лицо словно маска с фестиваля Танабата4. Естественно, что скулы японской куклы украшены чёрно-серебряной паутиной, а глаза подведены чёрным и красным карандашом – в точности, как у БЖД-кукол. Толстые стальные кольца, тяжёлые подвески, бридж на переносице, биопластовая штанга в языке, пара шипов на бровях, двухсантиметровые тоннели в ушах и, разумеется, два серебряных кольца в нижней губе – неотъемлемая черта любой Сайди.

      Под толстым слоем тонального крема и пудры на лице Хиросимы, кожа чудовищно шелушится. Перекрашенные на сто рядов волосы стали совсем безжизненными, а из-за огромных «кукольных» линз взгляд вообще перестал что-либо выражать. Тем более, что как и у любой Сайди старшего поколения, у неё полностью сбриты брови.

      Эта напыщенная японская кукла – моя наставница. Наглая, надменная, всегда и во всём безупречная Хиросима.

      Такова структура нашего движения: учителя и ученики. Закрытая каста, в которой все друг друга знают. Ты не можешь просто разукрасить лицо, нарядиться в кружева и рюши, а потом прилюдно объявить себя одной из нас. Прежде всего, мы никогда не стремимся к популяризации своего движения, открыто не пропагандируем нашу философию, не пытаемся увеличить наше количество. Это противоречит законам Сайди. Мы – Side dolls – побочный эффект современного общества, разноцветные тени, что прячутся за спинами человечества. Если ты попал сюда, значит это и есть твоя истинная суть. Во-первых, всегда существует кто-то, кто привёл тебя. Он-то и становится твоим учителем, твоим наставником в долгом пути превращения в настоящую «побочную куклу». Во-вторых, стать самостоятельной не так-то просто. Это особый вид мышления. Однако это и является самой желанной для меня целью.

      Но всё же, вот в каком я теперь положении. Когда закружилась голова, и я рухнула вниз, содержимое моей сумочки рассыпалось по полу, а тело распласталось на прохладной поверхности, не в силах пошевелить хоть какой-то своей частью. К руке подкатилась помада, баллончик лака для волос валяется где-то рядом с правой ногой, в волосы высыпалась какая-то порошочная гадость и теперь пахнет дешёвым мылом – запах парфюмерного магазина. Все, кто проходят мимо, делают вид, будто меня просто не существует. Ну и пусть! К чему мне все эти глупые взгляды? Я ведь всего лишь кукла.

      Где-то за дверью туалетной кабинки, Американка всаживает иглу в тело Лу. Я, кажется, слышала треск стенки её вены. Череп раскалывается на части. В моей голове рождается звук жидкости, вливающейся в организм. Тяжёлое прерывистое дыхание Лу, получающей сейчас безумный кайф. Я уже размазана по стенке, но мне хочется ещё и этих самых ощущений. И я начинаю представлять, что это мои вены, мои сосуды, мой организм. Но я знаю, что наставница никогда не позволит мне принимать морфий.

      Зов рвущейся бумаги. Хиросима отрывает большой кусок бумажного полотенца и хорошенько протирает свои туфли. Я смотрю на неё и думаю, что это действие никогда не кончится. Это только сон. Я лежу на полу, и кафель обжигает мою кожу. Это сон, но я уже проснулась. Однако тело не желает подчиняться команде «Встань!» и оно лежит. Я думаю обо всём, что угодно. О крови, бегущей внутри меня, о крови, вытекающей из меня в этот самый момент. О тишине, о смерти и муках. Как хорошо умирать, как это приятно. Мне даже хочется смеяться, когда уже пора умирать. Пора склеить ласты, дать дубу, сыграть в ящик, скопытиться, отбросить коньки… что там ещё? Что-то про лыжи…

      Хиросима отрывает ещё один кусок бумаги. Кидает туфли на ледяной пол, опускает в них ноги, подтягивает носки. Я вижу её превосходные ступни. Знаю, что она не смотрит на них сейчас, сворачивая в руке полотенце, но ступни её выглядят так, будто она ими любуется. У Хиросимы просто безупречные ноги. Стройные и плавные линии. Просто безупречные. Шипение – окурок упал в раковину. Хиросима вынимает его и бросает в урну. Окурок сигареты с ментолом и на нём красная помада, точно кровавый укус, но я всё ещё думаю об огромных туфлях. Они вдруг поворачиваются и идут в мою сторону. Хиросима поднимает меня на ноги, даёт пощёчину и прижимает бумажное полотенце к кровавому потоку, текущему из моего носа. Благодаря пощечине, я снова начинаю чувствовать боль, разливающуюся по моему лицу. Она пылает около щеки, перетекая к вискам, и достигает апогея в кровоточащем носу.

      – Спасибо! – невнятно бормочу я.

      – Тебе пора завязывать с «кокосом», – отвечает Хиросима.

      Я подхожу к раковине