Работа актера над собой (сборник). Константин Станиславский
объяснять ему. – Я не сразу выбрал который и потому пропустил время.
– Короче и по существу, – командовал Иван Платонович. – По существу!
– Ковер персидский. Общий фон красно-коричневый. Широкий бордюр обрамляет края, – описывал я пока Рахманов не крикнул:
– Свет! Неправильно запомнили, дружок мой! Не донесли, просыпались. Темнота! Пущин!
– Не уразумел сюжета картины. По слепоте и дальности расстояния. Увидел лишь краску желтую на фоне красном.
– Свет! – командовал Иван Платонович. – Ни желтого, ни красного тонов на картине нет.
– Истинно просыпался, не донес, – басил Пущин.
– Говорков! – вызвал Рахманов.
– Золотая люстра, понимаете ли, рыночная. Со стекляшками.
– Свет! – командовал Иван Платонович. – Люстра музейная, подлинная, Александровский ампир. Просыпались!
– Темнота! Названов, опишите снова ковер.
– Я не знал, что нужно еще, простите. Я не думал, – извинялся я, застигнутый врасплох.
– В другой раз думайте. Исправляйте ошибки и не сидите ни секунды сложа руки, без дела. Знайте все: я буду переспрашивать по два и по четыре раза, пока не добьюсь точного описания впечатлений. Пущин!
– Просыпался. Дважды просыпался.
В конце концов Рахманов добился того, что мы изучили указанные нам предметы до мельчайших деталей и описали их. Для этого пришлось вызывать меня пять раз. Описанная нервная работа в полном темпе длилась с полчаса. От нее сильно устали глаза и напряглось внимание. С такой предельной интенсивностью долго продолжать занятия нельзя. Рахманов знает это и потому разбивает свой урок на две части – по получасу каждая.
Мы временно прекратили упражнения и пошли на урок танцев. После него был снова класс Рахманова, в котором проделывали то же, что и в первые полчаса, но только счет сократился до двадцати.
Иван Платонович обещает довести упражнения до трех-пяти секунд.
– Вот как отточим внимание! – заявил он.
Сейчас, когда я записываю в дневник сегодняшний урок Ивана Платоновича, во мне рождается сомнение: нужно ли и стоит ли подробно, стенографически записывать то, что происходит на уроках Ивана Платоновича? Или, может быть, лучше записывать эти упражнения в отдельной тетради? Пусть эти записи создадут указатель практических упражнений, своего рода задачник, или «тренинг и муштру», как называет свои уроки сам Иван Платонович. Такие записки пригодятся мне при ежедневных упражнениях, а со временем, может быть, и при режиссировании и преподавании…
Решено.
Отныне у меня будут две тетради; в одной из них (в этой) я буду продолжать вести свой дневник и записывать самую теорию искусства, которую преподает нам Торцов, в другой буду описывать практические упражнения, производимые нами с Рахмановым. Это будет задачник по системе по классу «тренинга и муштры».
______________ 19__ г.
Торцов продолжал сегодня световую иллюстрацию объектов внимания на сцене. Он говорил:
– До сих пор мы имели дело с объектами