Эротические рассказы. Первая десятка. Виталий Мушкин
Летом ехал на юг в поезде. Верхняя полка, плацкартный вагон, пара суток в пути. На нижней полке расположилась женщина в очках, напротив – пожилая пара, на боковых сиденьях – мамы с детьми. Ехать долго, столик постоянно занят, то супруги обедают, то «училка» читает книгу и ест шоколадные конфеты. Соседку снизу я прозвал «училкой», она в своих больших очках действительно была похожа на учительницу. На носу у нее большие очки в черной роговой оправе, лицо гладкое, но строгое. Возраст из-за очков сложно определить, наверное, старая мама или молодая бабушка. Моя доля – верхняя полка, где я и отдыхаю и читаю и листаю Интернет и сплю и смотрю в окно. Женщин молодых в вагоне много, но все практически с детьми.
Скучно. Время движется еле-еле. Лежу на полке, смотрю в окно. За окном проносятся леса и перелески. Лето. Жарко. Внизу старичок со старушкой опять кушают. Курица, яйца, сало, огурец, какая-то жидкость, наверное, самогон. Училка читает книжку. Воротник ее рубашки расстегнут на несколько пуговиц. Мне сверху видно, как переваливаются в такт ее движениям тугие груди, сжатые бюстгальтером. «Виталик, о чем ты думаешь?» – сказал я сам себе. – «Она старше тебя, тем более такая строгая. Сейчас вызовет тебя к доске и поставит двойку». А белые груди, окаймленные темным лифчиком, так соблазнительно покачиваются прямо перед моим носом, на расстоянии вытянутой руки.
Ночь, темно, стук колес. Вагон кидает на стыках (или не на стыках?), кажется сейчас он опрокинется. Я лежу с открытыми глазами и представляю, как купаюсь и ныряю в прозрачном, слегка прохладном море, к которому еду. Сна ни в одном глазу, выспался днем. Бока болят уже от этой полки. Пойти пройтись? А куда тут идти, кроме туалета. Соседи все спят. Пожилые храпят на своих местах. Учительница лежит тихо, тоже спит. На боковых полках вообще завесились простыней, их не видно и не слышно. Да сейчас не видно и вообще ничего. Как я только найду свои тапки? На ощупь. Пошел, постоял в туалете, потом вышел в тамбур, постоял там, вернулся обратно. Так не охота лезть обратно на полку, мять бока. Училка лежит лицом к стенке. Ноги она подобрала к себе, есть место присесть. Посижу. Ночь, стук колес, храп, едем. Едем к морю!
Училка во сне поправляет простынь, которой она укрыта. И из под простыни появляется «на свет» ее зад. Мама дорогая! Мои глаза уже привыкли к темноте. Я вижу светлый контур крупного женского таза. Также смутно угадывается полоска темных трусиков. Мне бы надо сваливать, но что-то меня удерживает. То ли нежелание мять бока, то ли близкий женский таз. «Может быть, ее прикрыть?» – думаю я. Вдруг ей холодно? Хотя как ей может быть холодно в таком жарком вагоне. Я решаю прикрыть попу училки. Осторожно беру край простыни и покрываю ею бедро моей попутчицы. Надеюсь, она не проснется. И я уже заканчиваю свою сомнительную операцию, когда мою руку хватает чья-то рука. Это рука училки! Я цепенею от ужаса. Что делать? Говорить я не могу, сбежать тоже, руки и ноги меня не слушаются. Что будет дальше? Но дальше ничего не происходит. Моя рука лежит в женской руке и никаких движений с ее стороны больше нет. Скорее всего, она спит и это все машинально, во сне. А что делать мне? Пытаюсь осторожно вытащить руку. Мне показалось, что ее рука сопротивляется моему движению. Тяну сильнее. Рука свободна, я пулей заскакиваю на свою полку.
Теперь отдышаться, сердце колотится неимоверно, к горлу подступил какой-то ком. Что это было? Может быть, она хотела близости? Или, может быть, она приняла меня за вора? Да нет, это был просто рефлекс, во сне. Мысли роем кружатся в голове, теперь мне точно не уснуть. В вагоне работает кондиционер, но мне жарко. Перед моим взором то и дело всплывают образы училкиных грудей днем и широких бедер ночью. Но не спал не только я, не спал и мой детородный орган. Стояла всё еще глухая ночь, когда я снова решил слезть вниз. Зачем, не знаю. В туалет я не хотел и дел внизу у меня никаких не было. Просто, бессонница… Я сел на свободное место на нижней полке. Училка лежала всё в той же позе, ко мне попой. Под простыней угадывались рельефные формы зрелой женщины. И вдруг снова ее простынь поползла вверх. Я мог бы поклясться, что трусиков на ней уже не было. Я увидел это не зрением, а каким-то звериным, первобытным чутьем. На меня смотрел из темноты голый женский зад. После некоторого сомнения я решил повторить свой проваленный прежде маневр. Двумя пальчиками, осторожно, я взял за край простыни и потянул его, прикрывая срам и вожделение. И снова мою кисть схватила рука, рука голой наполовину (в нижней части) женщины. И снова я замер. Замерли мы оба.
Потом я почувствовал легкое поглаживание своей кисти. Я ответил. Мы осторожно гладили кисти друг друга, пальцы, ладони. Я гладил ее пальцы, а ее пальцы лежали на обнаженном, слегка прохладном бедре, на которое я постепенно и перешел. С бедра я перешел на ягодицу, потом на другую. Ее попа была гладкая и упругая. Я наклонился и прикоснулся к ее коже губами. Все остальные места училки были спрятаны под простынью, а мне предлагалась, наверное, ее лучшая часть – попа. Запах ее кожи меня возбудил чрезвычайно. Всё решилось именно в этот момент. Мы оба, наверное, поняли, что все пути назад отрезаны. Я целовал ее попку исступленно, как изможденный жаждой путник в пустыне, набредший на источник. Я мял ее попу пальцами, вне хотелось впиться в нее, расцарапать