Стальной подснежник. Дана Арнаутова
рукой, он велел вести осужденных к виселице. Трое пошли обреченно, еще двое забились в корчах, завопили, мешая ругательства с мольбами.
Эйнар кивнул старосте и, дождавшись, пока тот подбежит, сказал нарочито громко:
– За то, что знали и не сообщили, да за своих двух дураков – похоронишь и этих, и остальных. Там они, в распадке. Ну, если не похороните, как положено, на неупокойцев мне потом не жалуйтесь.
– Слушаюсь, господин капитан, – тоскливо подтвердил староста, понимая, что дешево отделался: комендант хотя бы не стал обвинять деревню в сообщничестве, а ведь добыча наверняка шла и сюда.
– Тварь! Гадина! – завопила некстати очнувшаяся вдова удивительно молодым голосом – отчаяние добавило ей сил. – Чтоб ты сдох! Чтоб тебя боги наказали! Чтоб тебе всю жизнь мои сынки снились! Чтоб ты сгнил изнутри!
Она кричала что-то еще, пока на шеи мародерам надевали петли. Потом двое солдат покрепче рывком выхватили из-под их ног скамью – и пятеро тел повисли в воздухе. Ни хрипа, ни стонов. Эйнар вязал петли неказисто, но умело – несколько негромких хрустов от мгновенно сломавшихся шей слились в один. Только резко и гнусно запахло из-под тел – смерть от повешения красивой и чистой не назовешь. Кого-то из новобранцев вывернуло – но желудок был пуст, и парень только издал несколько кашляющих всхлипов.
– Смотри, капитан! – крикнул мужской голос из темноты за толпой. – Ходи да оглядывайся! На всякого волка стрела найдется!
Эйнар, не отвечая, кивнул – и вернулся к столбу. Староста суетился вокруг, уверяя, что это ничего не значит, что он прикажет найти да выпороть… Эйнар только отмахнулся – угроз он слышал больше, чем иной жрец – молитв. Ночь началась нехорошо, продолжилась вовсе паршиво и заканчиваться пока не собиралась – его еще ждал путь в крепость. Ночной путь – задерживаться в Гарвии Эйнар даже не думал. Что ж, на этот раз стервятники промахнулись, не принеся особой беды, – сдохли только те, кому положено.
– Вот ведь… Кирпич… – услышал он за спиной свое прозвище, сказанное кем-то из «щенков» с угрюмым восхищением, но даже не обернулся. Пусть их, каждого офицера как-то зовут за глаза, и Кирпич – далеко не худшее, что могло к нему прилипнуть.
ГЛАВА 3. Жабы и принцессы
Ло с трудом разлепила ресницы и подняла тяжелые веки. Во рту устроила сортир не какая-то банальная кошка, а, самое малое, рота лейб-гвардии – те еще говнюки по общему мнению всех армейцев. Вдобавок эта самая рота теперь ходила вокруг уборной строевым шагом, печатая его с извращенной старательностью, и каждый удар подкованных сапог отдавался в висках и затылке Ло.
– У-убью, – простонал рядом Маркус. – А потом подниму из мертвых и опять убью! А потом…
Что некромант сделает потом, Ло не узнала, потому что парад в ее голове ненадолго прекратился, зато в дверь кто-то постучал. Стук был мелкий, быстрый, какой-то боязливый, будто стучавший и торопится, и боится разбудить спящих. Только тогда Ло вдруг поняла, что грохот до этого был не в ее голове, а самый настоящий