Вечный кайф. Сергей Зверев
там?
– Точно бывает только в аптеке, – резонно заметил Асеев.
Из квартиры этажом ниже послышался шорох. Панельный дом – чудо инженерной мысли. Его творцы будто задались целью сделать так, чтобы малейшие шорохи разносились с первого до последнего этажа – чтобы, наверное, вероятный противник незамеченным не подобрался.
Загудели трубы – этажом выше кто-то включил водопроводный кран. А за ржавой металлической дверью – тишина. Но они должны быть там – человек пять-шесть.
– Как возьмем? Тут кувалда нужна, – Арнольд кивнул на дверь. Глазка нет, так что можно не опасаться, что сейчас налитый кровью вражий глаз следит за нашим военным советом.
Дом был изгаженный, а этот этаж, третий, особенно.
Толпы наркоманов, которые побывали в этой квартире, отметились на стенах образцами настенного жанра – надписями по-английски и на матерном русском, похабными рисунками, названиями каких-то улетных металлогрупп и кислотных песенок.
Мне стало обидно за людей, которые делят дом с поганцами, наслаждающимися жизнью за этой дверью.
– Может, прозвоним? – предложил Арнольд.
– Ага. Ментовкой представимся. Они весь «белый» в унитазе потопят, – отмахнулся Асеев.
– И обрез ружья у них, – напомнил я для забывчивых.
Я поднадавил плечом на дверь, запоздало подумав, что это не лучшим образом скажется на чистоте моей в первый раз надеванной светло-голубой рубашки. Дверь немножко качнулась, и трещина на стене рядом с ней, как мне показалось, чуть расширилась.
– Топорно сработано, – оценил я. – Слабовата.
– И что? – осведомился Арнольд.
– А смотри.
Я набрал в легкие побольше воздуха, прижмурился и залепил ногой в тяжелом ботинке сорок пятого размера в металлическую дверь. Что-то хрустнуло… Нет, слава те, господи, не в ноге, а в стенке.
– Биндюжник на тропе войны, – хмыкнул за моей спиной Арнольд.
– Киборг-пропойца, – добавил Асеев.
– Эх, – не с каратистским кряканьем, а с молодецким кличем снова врезал я по двери.
Получилось убедительно. На лестничной площадке будто взорвался снаряд. Сверху посыпалась штукатурка. Столбом поднялась цементная пыль. Вылетел кусок стены, а вместе с ним с жутким жестяным грохотом провалилась и дверь. Я отскочил в сторону, пропуская ребят.
– Лежать, суки! – с многообещающим криком моя братва ворвалась в однокомнатную квартиру.
Но там и так все лежали… Почти все.
В нос шибанул запах гнили и тления. Здесь царил мерзкий дух немытых тел и тупой безысходности. Здесь был наркопритон. Однокомнатная квартира так и была обозначена в «АС» – агентурном сообщении, – как притон для употребления наркотиков – героина.
– Батюшки-светы, – прошептал Арнольд, застыв посреди комнаты. Не нужно быть медиком (достаточно опером по наркотикам), чтобы понять – улеглись пятеро человек здесь, на заплеванном, заваленном огрызками и объедками, залитом какой-то липкой дрянью полу с намерением больше не подниматься.
– Жмурики, – деловито отметил майор Асеев.
Впрочем, жмурики (читай – мертвяки, кадавры, трупы) были здесь не все. Один еще трепыхался, его пальцы скребли паркет, а глаза закатились и глядели в потолок, и в них не было ничего. Остальные лежали в скрюченных позах, в блевотине и нечистотах, с раскрытыми ртами, будто погибли от недостатка кислорода. И лица были какие-то почерневшие – страшные лица.
Немногочисленная мебель была перевернута, все изгажено, затоптано. Везде валялись шприцы, жгуты, блюдца для героина, раздавленные ампулы из-под дистиллированной воды. И в центре этого разгрома сидело, обхватив колени, лохматое, грязное существо.
– Я не укололась… Не укололась, – слышался то ли хрип, то ли стон.
Кто она – женщина, девушка, старуха? Да кто угодно. Спутанные волосы падали на лоб и на плечи. И закрывали лицо.
Арнольд схватился за горло, скривился – видно было, что его едва не стошнило, – и выскочил на лестничную площадку.
У Асеева, человека, которого такими картинками не проймешь, мускул не дрогнул. Нагнувшись над женщиной, он убрал с ее лица волосы, взял их в кулак, встряхнул. Скорее все-таки ей было не больше тридцати.
– Э, подруга, – бросил он.
Она посмотрела на него совершенно пустыми глазами. У фарфорового болванчика в глазах больше мысли.
– Слышишь меня? – спросил Асеев.
Она огляделась. И вдруг истошно заорала:
– А-а!
Асеев залепил ей пощечину, и крик оборвался.
– Что тут произошло? – спросил он.
– Они… – Девушка всхлипнула. – Они…
– Чем они обдолбались? – спросил я, тыкая носком ботинка в еще шевелящегося наркоша.
– Героином. А я – винтом… Они сдохли, да? Скажи, они сдохли? – Она вцепилась пальцами в рукав пиджака Асеева, начала приподниматься.
– Не