Бублики в гуляше, или Повесть о том, как Оля и Слава в Будапеште дом покупали. Мирослав Викторович Круц
я продавал дома, и мне пришло бы письмо, я бы на него ответил, даже если бы оно было написано на иероглифах. Но у венгерских агентов, похоже, так не работало. У них, если ты покупатель, тебе то ли надо реверанс сначала сделать, то ли ещё как-то доказать, что ты не верблюд, и только тогда с тобой, может, поговорят. Либо нам просто не повезло, и мы десять раз подряд на разгильдяев попали. Всякое бывает.
С Коцкой Иштваннэ, впрочем, у меня тоже не сразу всё гладко пошло. Дело было в этом её странном имени. Точнее в том слове, которое у обычных женщин имя, а у венгерских его вообще может и не быть, надо только замуж выйти. У нас, если тебя звать Мария, и муж у тебя Степан Кочкин, то ты будешь просто Мария Кочкина. И Степан у тебя муж или Иван, на тебе это никак не отражается. У венгров же если ты Мáрика, а муж у тебя Иштван Коцка, то ты уже будешь не только Марика Коцка, но ещё и Коцка Иштваннэ. По-русски это вроде как Кочкина Степановна получается, только «Степановна» – это не отчество, а «мужество». Своим именем ты при этом тоже можешь называться, только стоять оно у тебя будет всегда после фамилии. Как в паспорте, так и в жизни.
То, что слово «Коцка» – это фамилия, а не имя, я, когда письмо писал, догадывался. Уж очень необычно оно звучало. Но с другой стороны, мало ли какие имена у венгерок бывают. Про то, что у них «мужество» вместо отчества существует, я тогда и вовсе не знал. А Мáрика, которая на самом деле и оказалась именем дамы, хотя в письме и стояла на месте подписи, но написана она была почему-то с маленькой буквы, и я её, вообще, за программу электронной почты принял. Ну и когда дело дошло до того, как мне к моей агентше обратиться в письме, я написал «уважаемая Иштваннэ», то есть «уважаемая Степановна». Оно вроде и не сказать, что грубо, но если дама щепетильная, она и надуться на меня могла. Может поэтому на мои два к ней вопроса она чуть ли не неделю и отвечала.
Но, так или иначе, контакт у нас с Марикой Коцкой Иштваннэ состоялся, и мы договорились на просмотр её квартиры на понедельник. Серьёзных намерений на эту квартиру у нас не было, но для общего понимания посмотреть можно было. Ну и запасной вариант иметь не мешало – который, кто бы знал, нам таки пригодился.
Но до понедельника было ещё целых три дня.
Кое-как поборов возмущение от потери квартиры у парка Чайковского в четверг вечером, в пятницу утром Оля завелась снова.
– Не верю! – восклицала она, как Станиславский. – Не верю, что квартира могла так взять и уйти за один день.
– А сколько ей надо, чтобы уйти? – спрашивал я.
Оля не знала.
– Но почему за день до того, как мы должны быть её смотреть?
Я сказал, что, может, это совпадение.
– А я думаю, что они русским продавать не захотели.
Версия была любопытная, но я подумал, что вряд ли.
– Мы же не с рублями к ним пришли. Их же форинты из их же банкомата. Какая им разница?
Оля это тоже не знала, но верить в совпадение всё равно не хотела. Чтобы как-то её отвлечь, я приготовил кофе и предложил выпить его на балконе. Свежее июньское утро, птички цвиринькают… Да