Дорогами илархов. Сергей Анатольевич Шаповалов
затем, подала знак: пора закрывать. Все роксоланы двинулись к реке. На берегу они подбирали камни и несли их к могиле. Вскоре над погребением вырос высокий холм. Землей, вырытой из ямы, присыпали камни и утрамбовали. Получился курган. Возле кургана врыли ствол небольшой свежесрубленной березы. На макушку водрузили колесо от телеги – символ солнца. Большая Мать подвела к кургану боевого коня вождя. Обошла с ним вокруг могильника и привязала к стволу.
Один из жрецов подал ей нож. Конь захрапел, заволновался, пытался сорваться с повода. Учуял смерть. Но старуха ловко перерезала коню горло, и животное, теряя силы, разбрызгивая черную кровь, повалилось на землю. Коня отнесли в могилу.
Все это время пленники со связанными руками сидели в сторонке, в ожидании участи. Дядьку и еще двоих подняли и поволокли к священному столбу. Их поставили на колени. Старший сын Скопаса со жрецами подошли сзади. Один из жрецов запрокидывал пленнику голову назад. Старший сын Скопаса перерезал шею. Другой жрец подставил большую серебряную чашу под струю крови. Затем акинаком старший сын Скопаса отрубил уже мертвому дядьке правую руку по самое плечо. Так же поступили и с остальными двумя пленниками.
– Возьми с собой в путь этих недостойных, – воскликнула Большая Мать. – Пусть они будут твоими рабами.
Убитых отволокли в могилу вслед за конем.
На вершине кургана сложили кучу хвороста. В хворост воткнули меч вождя. Жрецы читали молитву, взывая к богам. Из серебряной чаши окропили хворост кровью пленников. Положили сверху отрубленные руки. Меч передали старшему сыну Скопаса, и тот отнес его в могилу. Хворост подожгли. Огонь на вершине кургана горел всю ночь, и всю ночь жрицы проводили службу по умершему.
Исмен безучастно наблюдал за церемонией похорон. Мысленно молился Папайю, припоминая все свои грехи. Просил у бога прощения за проступки. Постепенно страх перед ужасной неизбежностью прошел. Просто он устал бояться. На смену страха пришло тупое безразличие: на все воля Папайя. Ночью он не сомкнул глаз. Все ждал, что его поднимут и отведут к жертвенному столбу. С содроганием представил, как останется без ног, будет ползать за старухой, посаженный на поводок. Уж лучше пусть убьют. Или он сам убьет себя. Найдет способ.
Искры от погребального костра уносились в черное небо. Жрецы завывали протяжно, по волчьему. Им подвывали женщины. Пленникам не давали даже воды. Грязные босоногие дети иногда подходили и швыряли в них камни. Женщины набрасывались, впивались когтями, рвали волосы. Стражники оттаскивали женщин, детей прогоняли. Поскорее бы развязка. Поскорее бы умереть, не терпелось Исмену.
За спиной раздалось осторожное шуршанье и тихое поскуливание. Репейник! Как же мальчик обрадовался псу. Не бросил хозяина. Но что Репейник мог сделать для него? Между тем пес подполз сзади и вцепился зубами в путы на руках, пытаясь перегрызть веревку.
– Не надо, Репейник, – одними губами шептал Исмен. – Все равно не убежать. Все равно не скрыться в степи.
Но