У входа нет выхода. Дмитрий Емец
когда женщина ушла.
– А!.. Поубивать бы в-всех баб! Да и вообще, откуда в м-метро солнце? – отозвался Макс.
Наверное, для того, чтобы не позволить Максу поубивать всех женщин, к нему подошел тщедушный милиционер с большой дубинкой и проверил документы. Через две минуты подошел еще один, без дубинки, и тоже проверил. И опять все оказалось в порядке. Афанасий надеялся, что и у него кто-нибудь посмотрит паспорт, но им никто не заинтересовался. Ему даже стало обидно, что он выглядит так примерно.
Афанасий снова хотел сходить на кольцевую, но опасался, что пока он будет бегать, Макс слиняет. Стал звонить по телефону. Первый раз абонент был вне зоны приема, а во второй раз Гуля сняла, но слышен был только гул поезда.
Гуля с подругой отзвонились минут через пятнадцать, но не с «Белорусской», а из города. Оказалось, они сидят в кафешке на «Маяковской» и спускаться в метро не собираются. Порассуждав немного о принципах работы головного мозга у девушек и даже о его местонахождении, они поехали на «Маяковскую».
– О, я тут не особо д-далеко живу! Можно потом ко мне з-заскочить! – оживился Макс.
– С девчонками?
Макс испугался.
– Ты что, и-издеваешься? Ты маму мою не з-знаешь!… И б-бабушку, – добавил он через двадцать секунд. – И т-тетю, – сказал он еще через минуту.
Как это ни смешно, но громила Макс вырос в сугубо женском окружении. Папа, когда-то имевшийся в наличии, продержался не дольше первого приступа жадности у тещи, первого весеннего обострения у тети и первой робкой попытки объяснить бабушке, что в туалете конструктивно предусмотрен шпингалет.
В Москве Макс жил в центре, в семиэтажном доме, с потолками такими огромными, что в детстве заманивал в квартиру друзей и предлагал доплюнуть до потолка. За все годы получилось только у одного, не столько плевучего, сколько прыгучего товарища, причем слюна с хорошей примесью шоколада виднелась потом лет шесть. Квартира была старая, неудачно спланированная, с замурованными, никуда не ведущими дверями и громадным встроенным шкафом, в котором при необходимости можно было переночевать. Правда, для этого пришлось бы разгрести сотню банок с консервацией столь древней, что пробовать ее никто не решался, а выбросить рука не поднималась.
Окна выходили на Садовое кольцо. Когда на Макса нападала мозговая лень (а она всегда странным образом накладывалась на необходимость к чему-нибудь готовиться), он сидел на подоконнике и смотрел, как по кольцу ползут машины. Машины ползли по нему всегда, и маленького Макса беспокоило, не могут ли они когда-нибудь закончиться. Среди ночи, разбуженный ревом мотоциклов, он босиком подходил к окну и проверял, как там машины. Убеждался, что они все еще едут и, значит, не закончились, и, успокоенный, ложился в кровать.
Кафешка оказалась во дворах.
– Место г-глухое. З…засада! – уверенно заявил Макс.
– Почему?
– В кафе ее у…устроить проще! У тебя шнеппер есть?
Шнеппера у Афанасия не оказалось. Только нерпь, да и та в рюкзаке.
– Давай так! Я зайду, и если не появляюсь через шестьдесят