Святой Бернард и дух цистерцианцев. Жан Леклерк
ександрийском: «Я знаю, что Кирилл святой, но ничто не обязывает меня считать, что он был святым в 412 году». Бернард был одним из тех великих людей, о которых трудно писать без восхищения или же без раздражения, то есть беспристрастно, потому что он очень велик и при этом в высшей степени обладает всеми человеческими свойствами; он поочередно озадачивает нас, принижает, утешает, вызывает негодование. Нам нравится видеть его человечным, даже очень человечным; но вместе с тем тот факт, что он иногда настолько человек, тогда как в других обстоятельствах – настолько святой, мы воспринимаем болезненно. Сумел ли он привести эти противоречия в согласие, в гармоничное единство, и можем ли это сделать мы?
Да и что мы о нем знаем? Среди его современников, оставивших о нем свидетельства, часть принадлежит к числу его противников, в том числе Абеляр и его ученик Беранже, который, желая защитить своего учителя, отважился даже на клевету. Но большинство – это его ученики и почитатели. Их рассказы об учителе полны вдохновения: они сообщают нам почти столько же о посмертных деяниях святого Бернарда, сколько и о его земной жизни. Один из них – Готфрид Оксеррский, покинувший школу Абеляра, чтобы последовать в монастырь за клервоским аббатом, еще при его жизни, хотя и без его ведома, собрал воедино воспоминания, озаглавленные им «Fragmenta»; впоследствии они и послужили материалом для первого биографа святого Бернарда – Гильома из Сен-Тьерри. Гильом был очень близок Бернарду в его бытность аббатом. Что же касается жизни святого, предшествующей годам, когда он исполнял обязанности аббата – ведь и этот автор писал, уже не имея возможности обратиться к предмету своего жизнеописания (nec ipso sciente), – его свидетельства следует воспринимать с некоторой осторожностью. Впрочем, он умер пять лет спустя после самого Бернарда, создав о нем житийную легенду. Другой агиограф – Арно из Бонневаля – написал второй труд, а затем Готфрид Оксеррский завершил свою книгу, дополнив ее тремя последующими. Первое Житие уже изображает жизнь Бернарда так, чтобы это послужило делу, которому Бернард посвятил свою жизнь, а именно – совершенствованию монашеской жизни в Церкви, особенно в клервоском аббатстве. Свидетели, которые, подобно аристократу культуры Иоанну Солсберийскому, сумели сохранить в отношении святого Бернарда беспристрастность и даже некоторую отстраненность, очень редки. Что касается Иоанна Солсберийского, он был способен равно восхищаться и святым Бернардом, и Абеляром.
Святой Бернард – действительно человек, в отношении которого нам приходится занять совершенно определенную позицию, причем именно потому, что он был живой противоположностью всему посредственному. Он был необычайно одарен Богом и, пожалуй, никогда не делал ничего заурядного. Он блистал в самых разных сферах, иногда совершенно противоположных друг другу. Кто способен разрешить подобные антиномии? Дают ли его труды возможность это сделать? Разумеется, мы должны хотя бы попытаться поставить себе такую задачу, но она таит в себе несколько ловушек. Эти ловушки объясняются, в первую очередь, не тем, что его окружение, как бывало в других случаях, считало себя вправе подправлять его стиль, вносить дополнения или, напротив, изымать некоторые вещи из его наследия; проблема подлинности теперь уже решена. Самое большое препятствие к знакомству с Бернардом путем изучения того, что говорил он сам, в том, что он ничего не говорил, не написав, не подвергнув обработке. А поскольку одним из самых выдающихся его даров был именно дар литературный, то изрядная доля риторики во всем, что он писал и диктовал, мешает увидеть за художником человека. И возможно, открытие всей полноты его таланта прольет новый свет на силу и обаяние его личности, на масштаб и длительность его влияния.
Мы чувствуем: Бернард в любом случае останется тайной. Поэтому речь здесь никоим образом не идет о том, чтобы посягать на секреты истории (разве не Богу они, в конце концов, принадлежат?). Мы хотим лишь попытаться увидеть в Бернарде подлинное величие, благодаря которому он был и остается учителем и наставником. В нем все было исключительно, даже человеческое, и именно это мы хотели бы показать. Вот почему люди всех времен, в том числе и наши современники, ощущают его таким близким и восхищаются его трудами.
Личность Бернарда и его творения
Когда Бернард родился в замке Фонтен-ле-Дижон в 1090 году, Запад находился в состоянии бурного развития – более или менее как в наши дни: общество глубоко менялось, Церковь переживала реформы. Население Европы возрастало, развивалась экономика, укреплялась власть королей, а власть сеньоров становилась более организованной и гуманной. Папе Григорию VII, умершему всего пятью годами раньше, удалось укрепить авторитет Церкви и дать новый толчок жизни всего христианского мира. Реформа, названная в его честь григорианской, уже начинала приносить плоды. Однако образ мыслей меняется быстрее, чем установления и структуры, и, вероятно, эти последние недостаточно принимали в расчет чаяния людей и народов. Практически повсюду в то время возникали широкие течения, противопоставлявшие себя церковной иерархии и, в конце концов, вылившиеся в так называемые народные ереси. Они учат, наставляют и обещают ту чистоту, которая многим кажется возможной только после освобождения от законов Церкви в области нравов и веры. Так возникает