Античная юность. Повести, рассказы, стихи. Александр Поздеев
нежности.
– Любимый мой, дорогой, единственный, – наговаривала мне она. Проспали в ту ночь мы от силы часа три, проснувшись примерно в семь утра я, прошел на кухню и увидел, что Люся уже собранная, одетая в школьную форму, готовит на кухне, режет бутерброды.
– Одевайся, – строго сказала она, будто маленькая жена, – в школу опоздаем. Потом мы ели бутерброды под пение кухонного радио, и вдруг, прервав молчание, она сказала: – Славка, мне в этой жизни нужен только ты и кино, я буду актрисой.
– Поедешь в Москву?
– Поеду, хоть нет ни денег, ни связей, но я упрямая. Она подошла, прильнула ко мне, заглянула в глаза, будто ища подтверждения своим словам.
– Я в тебя верю, любимая моя девочка, – ответил ей я.
Так закончился наш первый опыт в кино, потом я уже без Люси специально приходил на съемочную площадку посмотреть, как играет её роль настоящая актриса, но честное слово, уже через полчаса мне стало до зевоты скучно смотреть, как механически и скучно актриса повторяет команды режиссера без импровизации, совсем без огня, отрабатывая свою зарплату, свой гонорар на площадке. Но сходство действительно было поразительное, даже рост один, при том, что актриса была старше Люси лет на семь, и со стороны казалось, вот какая-то взрослая женщина сбрендила, напялила на себя школьную форму и изображает девочку.
Разумеется, в школу мы вернулись героями, нам завидовали, о нас говорили, но нам эта внезапно обрушившаяся слава не принесла новых друзей, а наоборот, прибавила врагов, а вскоре и поперек горла встала.
После премьеры, которая, правда, состоялась только в конце каникул в августе, девочки из нашей и сосед-них школ просто не давали мне прохода, подкарауливая у подъезда, даже на улице, просто везде. Аналогичная история была и у Люси, только с мальчиками, они-то все искренне считали, что Люся целиком и полностью сыграла эту роль сама, несмотря на то, что имени её даже в титрах не было.
Но все это было позже, а пока мы заканчивали девятый класс, сдавали экзамены и собирались на каникулы, после которых собирались перейти в новый учебный 1990—91 год. И мы не знали, никак не могли догадаться, какие потрясения принесет с собой этот год и для страны и для нас, все мы просто страстно жили, любили, радовались, наслаждаясь юностью. А мы с Люсей и вовсе не могли представить и предположить, что страшное пророчество, предсказанное нам в кино, сбудется в жизни.
Придя после последнего съемочного дня в школу, мы буквально все перемены только и делали, что рассказывали одноклассникам о том, как снимается кино. Мы ловили разные взгляды, завистливые, восхищенные, но только один взгляд был наполнен откровенной ненавистью, взгляд нашей одноклассницы Алены, обращенный одновременно и ко мне и к Люсе. Во время последнего урока на мою парту приземлился бумажный голубок с запиской внутри, в которой Алена просила меня прийти за школьный сарай, где происходили все школьные разборки.
После уроков, кое-как отговорившись