Ведьмы. Запретная магия. Луиза Морган
чего глаза казались зажатыми над опущенным вниз носом. Он управлял повозкой и, придержав пони, одним движением спрыгнул с сиденья.
В глазах охотника на ведьм плясали недобрые огоньки, как будто за ними прятался сам дьявол, – дьявол, порожденный ненавистью, страхом и фанатизмом. Нанетт инстинктивно прикрыла увеличившийся живот руками.
Едва он приблизился к воротам, ведущим в сад, как у нее дрогнули ноздри от тошнотворного запаха тухлых яиц, пропитавшего его грязную черную рясу. Когда он заговорил, его дыхание оказалось еще более зловонным, словно он дышал настоящей серой. Он обратился к ней по-французски:
– Вижу, вы молитесь о прощении своего греха, мадемуазель.
Нанетт стояла, выпрямив спину, насколько позволял живот. Боль начала стихать, так что ей удалось заставить себя взглянуть ему в глаза. Один его глаз двигался хаотично: сначала смотрел ей в лицо, а затем закатывался в сторону.
– Вы заставили бедного пони проделать такой путь по холоду, только чтобы сказать мне это, сэр?
– Называйте меня отцом.
– Вы мне не отец, и я не из вашей паствы. У вас нет надо мной власти.
Он ухмыльнулся, обнажив зияющие дыры в гнилых зубах, и его вращающийся глаз снова остановился на ее лице.
– Вы ошибаетесь, – возразил он.
– У вас здесь нет церкви, – продолжала Нанетт. Ей полегчало от того, что она столкнулась с ним лицом к лицу и высказывала то, что думала. Ее утроба задрожала, напоминая о силе, которую она носила в себе. – У вас нет полномочий.
– У меня есть полномочия от Бога, – ответил он. – К тому же отец Мэддок и его прихожане – богобоязненные христиане и праведные воины Господни. Они знают, что есть правильно.
Она уперлась руками в бока, осознавая, что в этой позе ее живот еще более заметен, но не придала этому значения.
– И что же, по-вашему, правильно, сэр? Что вам нужно?
Он указал пальцем на ее округлившийся живот.
– Этот ребенок, – сказал он прямо.
– Мой ребенок? Но зачем?
– Невинное дитя должно воспитываться в христианском доме, матерью и отцом, а не в этом распутном гнезде, полным ведьм!
Последнее слово он прошипел, из-за чего сернистый смрад стал еще невыносимее.
Нанетт показалось, что она стоит у ворот самого ада, в который он так верил. Стиснув зубы, она повернулась к фермерскому дому.
– Мы придем за ребенком, как только он родится! – закричал он ей вслед.
Она замерла и бросила взгляд через плечо. Охотник на ведьм стоял, прислонившись к садовым воротам, полы его потрепанной рясы развевались на ледяном ветру, костлявой рукой он сжимал шляпу с плоскими краями. Это был самый отвратительный человек, которого ей когда-либо доводилось видеть, – и изнутри, и снаружи. У нее снова заныл живот, но теперь это отозвалась таящаяся в нем сила. Нанетт круто развернулась к нему лицом и почувствовала, словно через нее говорит сама Мать-богиня:
– Убирайтесь к черту, месье Бернар! Чтоб ноги вашей больше не было в Орчард-фарм!
Он просунул руку через ворота, отодвинул засов и вошел