Монастырь в миру. Беседы о духовной жизни. Валентин Павлович Свенцицкий
атоустый говорит следующее:
«Мы должны искать пустынножительство не только в каких-либо местах, но и в самом произволении и прежде всего другого душу свою ввести в самую необитаемую пустыню».
Вот монастырь в миру.
Если есть что-либо новое в моих словах, то это лишь то, что эту задачу я считаю задачей нашей эпохи. Если есть что-либо новое здесь, то не самая эта мысль, а постоянный благовест мой о том, что нужно сознательно поставить перед собой эту задачу, ибо это – задача нашей церковной эпохи. Для того чтобы нам уяснить с надлежащей полнотой и ясностью, что значит созидать монастырь в миру, рассмотрим, как создались монастыри, огражденные высокими каменными стенами.
Преподобный Иоанн Кассиан передает следующую беседу египетских пустынножителей о происхождении монашества.
«Образ жизни киновитян, говорит авва Пиаммон, получил начало от времен апостольской проповеди. Ибо таково было в Иерусалиме все общество верующих, о котором пишется в Деяниях Апостольских (4, 32, 34, 35). Таковы, говорю, были тогда все церкви, каковых ныне очень мало можно найти в киновиях. Но когда, после апостолов, общество верующих начало ослабевать, особенно вступившие в христианскую веру из различных иноплеменных народов, от которых апостолы, по причине невежества их в вере и застарелых обычаях язычества, ничего больше не требовали, как только удерживаться от идоложертвенного, крови, удавлины и блуда, когда при таком снисхождении к христианам из язычников мало-помалу начало приходить в упадок совершенство даже в Иерусалимской Церкви и когда, при ежедневном возрастании числа верующих из туземцев или пришельцев начала ослабевать ревность первоначальной веры, – тогда не только вновь вступавшие в христианскую веру, но даже и предстоятели Церкви уклонились от прежней строгости жизни. Ибо некоторые, почитая и для себя позволительным, что христианам из язычников дозволено было по причине их слабости, думали, что нисколько не повредит чистоте их веры обладание имуществом.
Но те, в коих еще пламенела ревность апостольская, помня прежнее оное совершенство, удалялись от своих сограждан и общения с ними, стали пребывать в подгорных уединенных местах и отдельно жить по тем уставам, которые апостолами даны были первенствующей Церкви.
Те, кои мало-помалу с течением времени отделились от общества верующих по той причине, что воздерживались от брака и удалялись сожительства с родными и общения с миром, названы монахами или единожительствующими от уединенной, одинокой их жизни.
Монахи эти, живя многие совокупно, назывались «киновитами», а келлии и жилища их – киновиями».
Так вот что, по этому свидетельству, лежало в основе стремления к монашеству. Это было стремление отделиться от общества церковного, которое стало постепенно приходить в упадок. Ревностные христиане, помнящие заветы первоначального христианства и чувствующие, что в условиях тогдашней жизни эти заветы мало-помалу уходили из церковной жизни, вознамерились сохранить их; для этого устремились на окраины городов, где стали жить замкнутой, отгороженной от зараженного языческими понятиями и языческим развращением мира жизнью, и там, в этом уединении, начали служить Господу так, как это было заповедано первым христианам. Это были единожительствующие люди, которые ушли от других во имя служения этой высшей цели.
Сложна история монашества. Много было всевозможных изменений, всевозможных испытаний на его пути. Мало-помалу выработался особый быт монашеского жития, особый стиль монашеского богослужения, выработалась и внешняя обстановка, создались особые здания монашеские, – словом, создался монастырь в современном его понимании.
Но душой монастырской жизни, тем, что лежало в основе устремления в монашество, осталось то же, что было и в первые времена, это было желание отгородиться от развращенного языческого мира, дабы в этом ограждении сохранить чистоту христианства. Естественно, что осуществление такой задачи породило исключительный расцвет молитвенной и духовной жизни. Монастырь стал истинной сокровищницей Церкви. Оттуда выходили истинные светочи Церкви Христовой, там устрояли души людей, которые становились духовными вождями; словом, это была твердыня в той брани, которая ведется Церковью Христовой со злым началом мира. И вот наступает время, когда в силу внешних обстоятельств монастырь разрушается и, можно сказать, почти разрушен. Нет больше прежних монастырей в Православной Церкви. Еще сохранились отдельные представители монашества, сохранился еще внешний облик монашества в отдельных людях, кое-где уцелели отдельные небольшие монастыри, почти везде потерявшие свой истинно монастырский дух, превратившиеся в общежития с некоторыми воспоминаниями прежнего монашеского уклада, уже не имеющие той духовной основы монашеской, уединенной жизни, которая прежде была в них.
Но спрашивается, неужели же вместе с тем разрушилось и уничтожилось то, что вызывало потребность в монастырях, то, что жило в человеческих душах, то, что побуждало людей идти в Оптинскую пустынь, или в Киево-Печерскую лавру, или в какие-либо другие уединенные монастыри, скиты и пустыни?
Ведь душа-то человеческая, которая стремилась к этому ограждению себя от мира каменными