Литературный журнал «ДК», №03/2018. Коллектив авторов
безмолвной темноте он следовал путём скрипучих половиц старого особняка, витых лестниц с резными перилами, через ажурные узоры которых лился бледный лунный свет, рождая причудливые тени, скользил по утопающим во мраке залам. Потускневшие от времени портреты работы неизвестного мастера провожали его невидящими взглядами, сохраняя неизменное холодно-отстранённое выражение аристократичных лиц. Надетые на манекен блестящие отполированные доспехи, изображавшие рыцаря, встретили его привычным салютом зажатого в латной рукавице меча.
Он никогда не ослаблял бдительности, как бы ни хотелось поддаться сонной безмятежности, обволакивающей просторные комнаты, мягко стелющейся по лабиринту коридоров. Она была обманчива, словно спокойные воды чёрного омута, таящего в себе смерть. Покров тьмы скрывал голодную угрозу. Ночные существа проникали в дома через окна, распахнутые настежь, в надежде спастись от удушающей июльской жары, проникали через двери, не закрытые по рассеянности, просачивались через незаткнутые щели. И над изголовьями кроватей, привлеченные мерным дыханием спящих, склонялись жадные разверстые пасти.
Он не раз видел подобное. И хотя страх порой пробирал до костей его самого, всегда вступал в неравную схватку, памятуя о священном обете своего племени.
С последнего новолуния всё было тихо в особняке. Разве что шевелились тяжёлые шторы, будто от сквозняка, задетые случайным прикосновением безобидного блуждающего духа. Но он не тешил себя иллюзиями, зная, что это лишь короткая передышка. Осторожность сохраняла жизнь ему и его госпоже, и он напрягал слух, бесшумно ступая по мраморным плитам холла, не желая быть застигнутым врасплох.
Крошечная мышь, выскочившая из ниоткуда и шмыгнувшая под угрюмую громаду духового органа, заставила его мышцы напрячься струной и изготовиться к прыжку. Убедившись, что источник шума не представляет опасности, он презрительно фыркнул, утратив к нарушителю тишины интерес. Он окинул огромное помещение испытующим взором: больше никого, только одинокий мотылек, чьи крылья шелестели где-то под арочным сводом высокого потолка. Настенные часы глухо пробили полночь. Осталось проверить верхние этажи.
Перед господской спальней он умерил шаг и, колеблясь, вошёл, пригибаясь, точно стыдился этого вторжения. Под шёлковым балдахином на простынях, раскинув руки, неподвижно лежала тонкая хрупкая фигурка – одни кончики пальцев подрагивали в глубокой дрёме. Он постоял немного, переминаясь с ноги на ногу. Какие бы ни случались между ними разногласия, он был привязан к ней, ценил её заботу и проявлял ответную, оберегая от беды и храня ее покой. Быстрый, но внимательный осмотр пятен непроницаемого сумрака в углах и под мебелью позволил удостовериться, что её отдыху не помешают. Пятясь, он покинул спальню. Скоро его дозор закончится, осталось обойти пару пустынных галерей.
***
Первым он уловил запах – резкий, терпкий, неприятно тревожащий ноздри. Смутные подозрения зародились сразу же, когда он заметил открытую чердачную дверцу – от внезапного порыва ветра несмазанные петли громко взвизгнули. Чутье подсказало остальное. В дом проник чужак.
Вспышка гнева сменилась волнением. Что бы ни вошло сюда, оно не могло забраться далеко, запах был совсем свеж. Оно не успело бы спуститься на нижний ярус. Значит…
Рядом.
Спешка могла выдать его, однако он торопливо нырнул во мглу изгибающегося змеиным хребтом коридора, ещё не зная, с чем придется столкнуться. Сердце лихорадочно колотилось. Стало не по себе, но он продолжал идти, зная, что некому, кроме него, защитить госпожу.
Прилегающие комнаты были заперты. Не колыхались портьеры. Ничьи неестественные силуэты не маячили на фоне показавшейся лестничной площадки. Казалось, он здесь – единственная живая душа, последний бодрствующий в царстве сна. Что, если ему все почудилось, разыгралось воображение? Он остановился, пытаясь унять бешеный пульс. Гонится за померещившимся фантомом или просто выбрал не то направление?
Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вот так. Всё хорошо? Вдох…
Запах, похожий на полынный, снова ударил в нос, теперь гораздо сильнее. По спине пробежал мороз. Нет, похоже, это не игры разума.
Он вжался в стену, разглядев движение впереди. Рваное, неуклюжее, как если бы жалко дергалась марионетка на полуоборванных ниточках. То, что принесла с собой эта ночь, почти напоминало человека – тощего, ссутуленного, хромого. Было в нём нечто уродливо неправильное, что чувствовалось в каждой детали его убогой внешности, нечто, что не давало сходству стать полноценным, внушая неописуемое омерзение. Скорее оно тянуло на изломанную безобразную куклу. Неловкая шаткая поступь замедлилась, и оно застыло истуканом посреди пролёта. А потом плаксиво, надрывно застонало, чисто сетуя на горький удел; худые, изъеденные гниющими язвами плечи затряслись. Захлебываясь рыданиями, оно поднесло дрожащую ладонь к невидимому под завесой длинных сальных волос лицу, всхлипнуло… и начало алчно её глодать, под хруст ломающихся костей и треск рвущегося мяса разрывая собственную плоть.
Отступать некуда, подумал он, сдерживая растущий в груди леденящий ужас. Отступать некуда и прятаться нельзя. У него есть долг. Он воин.