Нелюди (сборник). А. Г. Малыгин
или, как обычно, в шесть утра, может ничего бы и не произошло.
Вторично меня разбудил истошный, сварливый крик женщины: «Что натворили твои собаки! Иди, забирай своих собак!» Такое было уже не раз. Я оделся и вышел. Соседка, проживающая через дачу от нас, кричала, что мои собаки задавили всех их кроликов и крольчат. «Мои собаки в вольере», – отвечал я ей. Но она и слышать не хотела, продолжая кричать. Несколько дней назад соседка так же нападала на меня, но тогда я повёл её к своему вольеру, где спокойно сидели мои собаки. Дверь была закрыта на задвижку. Соседка ушла ни с чем, недовольная, что опростоволосилась.
Изгороди, расположенные на берегу озера Хатынг-Урях и отделяющие дачи друг от друга, не доходили до воды. Бродячие собаки свободно ходили вдоль берега и могли легко попасть на любую дачу. Несмотря на это, соседка со злобой и руганью напала на меня. Стала требовать, чтобы я взглянул на творение моих подопечных. Прежде чем идти, я осмотрел вольер, где содержались мои собаки. Дверь была открыта. Охотничьей лайки по кличке Норка и её дочери Мышки в нём не оказалось. Пришлось пройти к соседям. Для этого нужно было пересечь соседний участок и пройти две калитки. Этими калитками пользовались очень редко, и они были плотно закрыты. Пока шёл, думал, неужели мои собаки могли задрать кроликов? Как они могли попасть туда? И кто мог открыть дверь вольера? Если это дело моих собак, то мне придётся несладко.
Когда подошёл к ним, увидел тревожную картину: возле вольера стояли пожилые мужчина и женщина, молодая пара супругов и их дочь лет пятнадцати. С красными лицами, с озлобленным и в то же время испуганным видом глядели на меня. Сердцем учуял что-то неладное. Не обманули меня предчувствия, отшатнулся назад от увиденного и остолбенел! За сеткой, ограждающей вольер, окровавленные и обезображенные, валялись в лужах крови мои питомцы, и среди них лежали кролики. Земля вокруг была залита кровью. К вольеру стояла прислоненная, испачканная кровью лопата, видимо орудие расправы, и табурет. У меня резко защемило сердце, перехватило горло, и слёзы выступили на глазах. Мне, молодому здоровому мужчине, ничего не стоило наброситься на убийц и избить их. Но, как человек, я не мог пойти на такое. Зачем же столь жестоко расправляться с беззащитными животными?
Я представил, как Норка металась в огороженном пространстве, а так называемые помощники убийцы подталкивали её длинными палками к пасти смерти. Палач, стоя на табурете и перегнувшись через ограду вольера, беспощадно бил, бил, бил её лопатой. Лопата соскальзывала с тела, рассекала кожу, обнажая плоть. Вся в крови, собака забивалась в дальний угол вольера. Но и там она не находила спасения. Помощники кровавой расправы безжалостно колотили её палками, подгоняя загнанное животное к смертельной гильотине в виде лопаты. Её дочь Мышку ждала такая же участь. Мне не хотелось верить в жестокость женщин и ребёнка. Чем они руководствовались в этот трагический момент? Разве им что-либо мешало остановить разъярённого мужика? Или в них вспыхнуло стадное чувство разъярённой толпы? Неужели столько звериного скрыто в человеке? Меня это убило… С виду порядочные люди, не один год жили по соседству… Как-то молодую чету даже вытаскивал из грязи, застрявших на их автомашине. Дело же могло решиться совсем иначе. Мы ведь не зверьё…
Открыл дверь вольера, поднял Норку с земли и понёс на руках бездыханное, окровавленное тело преданного друга, незаменимую спутницу наших охотничьих странствий. Нёс её, и слёзы от досады и боли не в силах был остановить, как не в силах был предупредить и защитить своих питомцев от рук двуногих хищников… Что же ты, моя подруга, не пала от когтей медведя или копыт сохатого, а оборвалась твоя жизнь так мучительно и нелепо от рук человека? Сколько раз ты, жертвуя жизнью, спасала меня от медведя, выводила меня тёмными ночами к избушке, вела по тонкому, неокрепшему льду? Вялое, мокрое от крови тело молчало, как бы упрекая меня: «Где же ты был, мой хозяин, когда свершался жестокий суд над моей жизнью?! Бывало, спасал меня, ползком вытаскивая из-подо льда, вылечивал кровавые раны после жестокой схватки с медведем… Что же ты?..» Но что я мог сделать? Встал бы я утром как обычно, мог бы пресечь трагедию? Вопрос, который будет преследовать меня в течение оставшейся жизни…
Вернулся за Мышкой. Прошёл в вольер, отворил вторую дверь, разделяющую вольер на две части, где лежала моя собака. «Мышка, моя Мышка, – стучало в голове, – как же нелепо и трагически прервалась твоя молодая жизнь». Прошлой осенью она подавала хорошие надежды, загоняя самостоятельно соболей. На ней прервалась родословная моих отличных охотничьих собак. Отец её, Дымок, бесстрашно лез в медвежью берлогу, загонял по семь соболей в день, останавливал сохатых. Вряд у меня ещё будут такие собаки…
До сих пор остаётся загадкой, кто открыл дверь вольера и как они попали к кроликам? Как они проникли в две закрытые вольеры, разделённые между собой загородкой, а там в две кладовки с закрытыми дверями, где находились кролики? Крольчата же ещё были в ящике, прикрытым тяжёлой крышкой. Если бы собаки перепрыгнули через ограждение вольеров, то они тем более могли выпрыгнуть обратно. Вопросов неясных множество, а ответов на них ни одного. И зачем соседям убивать моих собак? Если они задавили кроликов, то я бы возместил им их стоимость и инцидент на этом разрешился бы.
Собак