Послание с «того» света. Татьяна Окоменюк
словесности, гуманитарную помощь оказывать. Я не мать Тереза, и на моем лбу красного креста не наблюдается. Собирай манатки!
Найденов мгновенно протрезвел.
– Стоп-стоп, Вар… Вар… Сегодня какой день: тяпница или похмедельник?
– Не включай мне дебила! Этот трюк ты уже прокатывал. Гони бабки, мне новую партию товара закупать нужно. Мои за ней в Эмираты уже через две недели летят.
Валентин прижал руки к груди:
– Не виноват я! Время нынче тяжелое – обрушение издательств. У меня в одном таком «кое-какере» две книжки застряли. Эти сволочи позвонили мне позавчера и сообщили, что у них был пожар на складе, и все книги сгорели. Будто я не знаю, что склад – это одно, а пять десятков интернет-магазинов – совершенно другое. Они давно развезли книги по точкам, а авторов решили бросить под танк. Пожар – это же форс-мажор, прописанный в договоре. Мол, если стихийное бедствие – так никто не виноват и никому ничего не должен. Я, конечно, тоже выдумщик, но ребятки, по ходу, меня переплюнули!
Варвара Павловна выразительно вздохнула.
– Я все отдам до копеечки! – скулил Найденов. – Займу и отдам! Через неделю! Клянусь! Чтоб меня на старости лет одной уринотерапией лечили!
– Повезло тебе, литератор, что на сына моего ты похож, – хрипло рассмеялась квартиросдатчица. – Тот тоже худой, как чехонь после нереста, и языком метет, что помелом. Но гляди, если обманешь. Я не Минздрав, предупреждать не буду. Приеду со своими мужиками, выброшу на улицу весь твой хлам и сдам хату по новой. Укурил?
Найденов аж подпрыгнул от радости:
– Натюрлих, Маргарита Павловна!
– Варвара! – рявкнула хозяйка, определенно, не являвшаяся поклонницей фильма «Покровские ворота».
– Яволь, майн комендант! Благодарствую за ангельское терпение.
Женщина тяжело поднялась с кресла, и подбитые металлом каблуки процокали в сторону выхода.
– Чуть не забыла, – пробасила она из коридора. – Не превращай почтовый ящик в мусорный. Я к тебе в почтальоны не нанималась. – И, вытащив из кубометровой сумки ворох рекламных буклетов, бросила его на пол у входной двери. Замок щелкнул, тяжелые шаги загрохотали вниз по лестнице.
Валентин коршуном бросился к портвейну и, отхлебнув прямо из «ствола», закатил глаза от удовольствия. Внутренности приятно обожгло. «Боже, прими за лекарство!».
Вытряхнув в рот последние капли «живительной влаги», он вдруг почувствовал зверский голод. Пошлепал на кухню, включил чайник. Сахару в доме не оказалось, заварки тоже. Пришлось развести в кипятке две столовые ложки смородинового варенья.
При мысли о недельном сроке, отведенном на поиск денег, настроение резко испортилось. На фига он поссорился с главредом? Ну, пожертвовал бы своим «Сбитым летчиком». Подарил бы его этому Яну Аванесову, в миру Ашоту Аванесяну. Получил бы свои «негритянские» сто сорок долларов за авторский лист. Листов